Но чем ближе я была к выздоровлению, тем более измученным казался Стокер. Я еще не раз пыталась вытянуть из него правду, но он все больше отдалялся, так что мне в конце концов пришлось самой разузнавать о его проблемах за его спиной. Первый ключ к отгадке я получила, когда мы отдыхали у себя в фургоне. Он курил свои ужасные сигареты, сидя на ступеньках, а Саломея читала мне вслух одно из дел Аркадии Браун. Слушать ее было истинным мучением: она запиналась буквально через слово, но под такое медленное бормотание мне легче думалось о чем-то своем. Вынырнув из задумчивости, я поняла, что к нам приближается Леопольд с деревянным ящиком в руках. Остановившись на ступеньках, он обменялся со Стокером несколькими фразами. До меня долетали лишь обрывки их разговора, но мне было очевидно, что Леопольду тяжело выполнять данное ему поручение – это подтверждалось множеством искренних извинений.
Он оставил ящик на ступеньках и поспешил уйти под мрачным взглядом Стокера. Я ждала, что он сейчас откроет коробку, но он не стал. Минуту спустя он потушил сигарету, поднялся, отодвинув коробку в сторону, и пошел вслед за Леопольдом в направлении профессорского шатра: плечи напряжены, руки сами сжимаются в кулаки.
– Саломея, – прервала я чтение, – будь так любезна, принеси мне этот ящик.
Она отложила книгу и выполнила мою просьбу. Ящик был из полированного дерева, около двух футов в длину. Я поднесла руку к защелке, но Саломея взглянула на меня с осуждением.
– Это же не твое.
– Но он не заперт, – возразила я. – К тому же, если он не хотел, чтобы я туда заглядывала, не стоило так просто бросать ящик на ступеньках.
Ей оказалось нечего возразить, да ей и самой было любопытно, так что она больше ничего не сказала, а я снова потянулась к защелке. Она легко поддалась.
– Интересно, – сказала я, заглянув в коробку. Я вытащила оттуда предмет, каких не видела с тех пор, как путешествовала по Южной Америке.
Саломея уставилась на него.
– Это же хлыст.
– Точнее, кнут, как у гаучо – ковбоев, – пояснила я, заметив непонимание на ее лице. – Им погоняют домашний скот, чаще всего коров и лошадей.
Я пробежалась пальцами по кнуту. Прекрасный экземпляр, почти произведение искусства. Он предназначался для устрашения, а не наказания и потому не был таким длинным и грубым, как хлыст кучера. Но всякий, кто видел, что он может сделать с человеком, не стал бы сомневаться в том, какую боль он может причинить. Рукоятка была около полутора футов в длину, покрыта сыромятной кожей. С нее свисал лишь один ремень, тоже из сыромятной кожи, дюйма в два шириной и в восемнадцать – длиной. Он не сужался к концу, потому что был предназначен не для того, чтобы рассекать кожу до крови, а для того, чтобы причинять жгучую боль. Я слегка взмахнула им и услышала резкий щелчок.
– Но у Стокера нет никакого скота, – заметила Саломея. – Зачем ему это?
– Действительно зачем? – хмуро откликнулась я.
Я убрала кнут на место и распрощалась с Саломеей.
Потушила лампу до возвращения Стокера, а когда он вошел, повернулась к стене и сделала вид, что сплю. Стокер долго лежал без сна в темноте, и наконец я не выдержала.
– Хороший кнут, – начала я.
Он издал странный звук, что-то среднее между стоном и раздраженным вздохом.
– Не надо, Вероника.
– Мне ничего не нужно объяснять, я все знаю, – сказала я.
– Ни черта ты не знаешь, – сонно возразил он.
– Думаешь, я блефую, надеясь вытянуть из тебя правду?
– Да, именно так я и думаю. Спи.
– Ну и прекрасно. Не буду тебе объяснять, что я знакома с такими кнутами со времен экспедиции по Южной Америке. И нет никакого смысла говорить тебе, что я прекрасно понимаю: профессор не разрешит нам остаться, если ты не будешь зарабатывать деньги для цирка. Теперь у тебя нет мишени, чтобы метать ножи, и ты вынужден соглашаться на все, что он сам тебе предложит, даже на такую мучительную вещь, как бой на кнутах за деньги на глазах у толпы зевак.
Он долго молчал.
– Ну вот и хорошо, что ты не стала обо всем этом рассказывать. Это было бы ужасно скучно.
– Ну и, наверное, тебе так же скучно слушать, что я вычислила, с кем он собирается отправить тебя на ринг, – с Колоссо.
Он молчал, и я продолжила:
– Не сомневаюсь, что ты умеешь обращаться с кнутом, но Колоссо на голову выше тебя и на центнер тяжелее. Кнут – это только видимость равного боя. Я права?
– Да, – вздохнул он.
– Когда будет бой?
– Завтра вечером.
– Отлично. Ни за что его не пропущу.
И, надо отдать ему должное, Стокер засмеялся.
* * *
Чтобы скорее восстановить свои силы на свежем воздухе и немного укрепить себя ходьбой, а также чтобы отвлечь Стокера от мрачных мыслей, на следующий день я настояла на том, что нам нужно прогуляться. Я вручила Стокеру корзинку с сэндвичами, а сама взяла сачок. Мы прошли через деревню, и он смог заскочить на почту, чтобы проверить, не прислали ли ему друзья из Корнуолла лондонских газет. Он вышел через минуту с пустыми руками, но с чувством глубокого удовлетворения на лице, и я увидела, что из его кармана выглядывает уголок какого-то небольшого свертка.
– Пойдем, – сказал он, взяв меня под руку. – Я знаю местечко, где нас трудно будет подслушать.
Мы прошли довольно далеко за деревню, миновав несколько больших ферм и уродливую норманнскую церковь, пересекли церковный двор и вошли в рощицу позади него. Я остановилась подождать, пока Стокер закроет за нами калитку.
– Колокольчики! – воскликнула я. – Как нам повезло, что они еще цветут, сейчас для них уже не время. Бывает ли на свете что-то очаровательнее?
Река из колокольчиков будто текла среди деревьев, покрывала землю ковром и наполняла воздух сладким, тонким ароматом.
Я расстелила плед на залитой солнцем полянке, села и стала наблюдать за милой маленькой Hipparchia janira, «бархатницей», которая медленно порхала среди молочая и нивяника. Стокер достал нож и стал чистить яблоки, снимая с них кожуру одним движением.
– Хороший навык для таксидермиста, – заметила я, с удовольствием откусив кусок. – Нужно много мастерства, чтобы снимать шкуру одной неповрежденной полосой.
– Не слишком подходящее наблюдение для леди, – отозвался он.
– Ну, быть леди невыносимо скучно, ты не замечал?
Он пожал плечами.
– Ты вроде бы вполне довольна.
– Как ты сам сказал, я не вполне леди.
– Вполне, когда это тебе на руку. Тебе повезло: в нашем мире эти дамские штучки дают тебе достаточно защитного окраса, чтобы скрывать, кто ты на самом деле.
Я в задумчивости потерла лоб.
