– Не то и не другое. Это просто констатация факта. Ты выжил после ужасного нападения ягуара и провел, как я представляю, долгое и полное испытаний время на военном корабле. Ты добровольно согласился на крайне болезненную и опасную процедуру нанесения татуировки, и не раз. И ты пошел на поединок на кнутах с таким устрашающим человеком, что, казалось, он готов вцепиться в тебя железной хваткой. И все это с поразительным смирением и стойкостью. Но когда портновская булавка впилась тебе в плечо, ты ревел как раненый лев.
Он размышлял над моими словами, перекатывая леденец во рту.
– Иногда можно спокойно показать свою ранимость, лечь на спину и подставить свой мягкий мохнатый живот. Но иногда нужно переносить боль без единого стона, когда она настолько всепоглощающая, что, если дать слабину хоть на минуту, она тебя просто уничтожит.
– Думаю, это в равной степени относится как к эмоциональной, психологической боли, так и к физической, – заметила я. – Тогда нужно просто сосредоточиться на том, что предстоит сделать, потому что если остановиться и посмотреть правде в глаза…
– То уже не найдешь в себе сил идти вперед, – закончил он, с хрустом раскусив леденец своими крепкими белыми зубами.
– Как сказала бы Аркадия Браун: «Excelsior! Только вперед, только вверх».
Я ожидала, что он снова будет презрительно отзываться о моей любви к дешевой литературе, но он только одобрительно наклонил голову.
– Да, Excelsior, – тихо согласился он.
– У тебя снова кровоточит рана на щеке, – сказала я ему. Он достал носовой платок, и я поняла, как предусмотрительно с его стороны было запастись именно красными платками. Кажется, он всегда вытирал кровь именно такими.
– Будет обидно, если останется шрам. Этот подонок ударил меня по хорошей щеке.
– Не понимаю, о чем ты, – решительно возразила я. – Мне обе стороны кажутся одинаково привлекательными.
Он замер, лицо стало непроницаемым.
– Вероника, – начал он, но я остановила его взмахом руки.
– Не бойся нападения с моей стороны. Это замечание – не попытка тебя соблазнить, просто мое наблюдение. Ты думаешь, что эти шрамы отталкивающие, и для женщины с бедным воображением это вполне может так и быть. Но для всякой женщины, которая ценит смелость и доблесть, они кажутся гораздо привлекательнее, чем любой идеальный профиль и гладкие щеки.
Кажется, на минуту он лишился дара речи, а я воспользовалась моментом, чтобы закончить разговор на более спокойной ноте.
– А теперь, Стокер, мне нужно поспать. Советую и тебе поступить так же.
Я закрыла глаза, но чувствовала, что он изучающе смотрит на меня. Вскоре я уснула.
* * *
Я проснулась при подъезде к Лондону. Я чувствовала себя освеженной, хоть тело немного и затекло. Стокер еще похрапывал, но я разбудила его, ткнув в бок.
– Черт побери, что такое?! – возопил он с благодарностью медведя, разбуженного от зимней спячки.
– Мы почти добрались до Лондона. Куда отправимся? В твою мастерскую мы возвратиться не можем, ведь это самая очевидная связь между тобой и бароном. Думаю, не нужно ли нам найти этого мистера де Клэра. Он, конечно, загадочная фигура, но явно знает что-то об этом деле и, вероятно, сможет предложить нам помощь.
Стокер заморгал, а потом стал с силой тереть глаза. Он с хрустом зевнул и потянулся. Окончательно проснувшись, он заговорил строгим голосом:
– Послушай, Вероника. Я знаю, ты хочешь сама копаться в этом деле, но не думаю, что могу позволить тебе этим заниматься. Ты же помнишь, Макс доверил мне охранять тебя, и сейчас нет никакой необходимости подвергать тебя излишней опасности. Мы не знаем, что за тип этот де Клэр. Давай я провожу тебя к тебе домой, в деревню, а сам постараюсь его найти.
– Хочешь шляться по Лондону, когда столичная полиция сбивается с ног, чтобы найти тебя?! Черта с два!
Он вздохнул.
– Согласен, это не идеальный план, но, по крайней мере, ты будешь в безопасности в своем коттедже.
– Это не мой коттедж, – напомнила я ему. – Я оттуда съехала и не сомневаюсь, что его уже сдали кому-то другому. К тому же не думаю, что там мне будет лучше, чем с тобой.
Время пришло, и, глубоко вздохнув, я погрузилась в рассказ о том, при каких обстоятельствах познакомилась с бароном.
Когда я закончила, мускул подрагивал у него на подбородке, а заговорил он сквозь крепко сжатые зубы.
– Почему же тебе не пришло в голову рассказать мне об этом раньше?
– Раньше у нас не было привычки обмениваться друг с другом секретами, – напомнила я ему. – К тому же этот вор вломился в коттедж просто в надежде поживиться, но ушел ни с чем.
– Неужели? – спросил он, запустив себе пальцы в волосы. – Как ты не видишь связи?
– Я думаю, что тип, забравшийся в мой дом, просто хотел стащить то, что плохо лежит. Такое часто происходит во время похорон.
– И что он взял?
– Ничего! Он сразу сбежал, а я погналась за ним через сад. Он схватил меня за руку, как будто намереваясь похитить, но я не думаю, что это был его первоначальный план. Барон помог мне вырваться из его рук, а когда тот снова пустился наутек, барон, очевидно, уже слишком устал. Он все повторял, что я в опасности и что сразу же должна ехать с ним в Лондон.
– А в Лондоне он сказал мне, что это вопрос жизни и смерти и что я должен защищать тебя даже ценой собственной жизни, – закончил Стокер.
– Ну да, это звучало излишне мелодраматично, – признала я и замолчала. – Почему мне кажется, что ты изо всех сил сдерживаешься, чтобы не встряхнуть меня?
– Максимилиан фон Штауффенбах не сказал ничего мелодраматичного ни разу за всю свою жизнь. Он был совершенным прагматиком. Если он сказал, что это вопрос жизни и смерти, значит, так оно и было, – от гнева он будто выплевывал каждое слово.
– И ты думаешь, что мой вор – это тот же самый человек, что вломился в кабинет барона и убил его?
– Я не верю в совпадения, – сказал он. – А теперь расскажи мне все сначала еще раз.
Я сделала то, о чем он просил. Начала с похорон и чая у Клаттерторпов и закончила тем моментом, когда оказалась на пороге его мастерской. Он качал головой, снова запустив пальцы в свои и без того взъерошенные волосы. Теперь он стал напоминать мне какого-то косматого греческого бога после изнурительного дня войны с троянцами.
– Господи, почему же он ничего не рассказал мне?! – пробормотал он. Затем он поднял голову, его лицо было серьезным. – Мне нужно было расспросить его получше. А я позволил ему оставить тебя там без всяких объяснений, просто пообещал заботиться о тебе, и все. Почему же он ничего не рассказал?
Я разгладила юбку.
– Он, конечно, собирался это сделать когда-то позже.
