Он протестующе поднял руки.
– Это не про меня. Я говорю: освободите женщин, пусть они идут куда хотят: зарабатывают деньги, пишут законы, голосуют. Не думаю, что они будут в этом хуже, чем все их лорды и повелители.
Я прищурилась:
– Ты не шутишь?
– Не шучу. Я был знаком со многими женщинами и убедился, что они такие же двуличные и порочные, как и мужчины. Если они способны равняться с нами в коварстве, то почему не могут и в лучших качествах? Не бывает мужских добродетелей, Вероника, так же как и специально женских. Мы все – просто люди, но многие плохо справляются и с этим званием.
– Да, в некоторых из нас удивительно мало добродетели, – сказала я, многозначительно посмотрев на него. – Вот, например, эта горничная, Сидони – мне кажется, она не прочь ступить с тобой на путь греха.
В ответ он промямлил что-то про то, что я сошла с ума, и я с удивлением приподняла бровь.
– Не может быть, чтобы ты совсем не понимал, как действуешь на эту девушку. Когда ты поблизости, она смотрит на тебя как загипнотизированная. Даже леди Корделия говорила об этом.
– Да, что-то такое я замечал, – ворчливо признался он.
Тогда мне пришло в голову, что экстравагантный внешний вид Стокера: серьга в ухе, растрепанные локоны, грубая речь – не выражает его собственных вкусов, а является лишь защитным окрасом, который он использует для того, чтобы как-то оградить себя от нападений ненасытных дам. Конечно, с другой стороны, все это привлекает женщин совсем иного рода, таких, кого непросто испугать дикой красотой. Для тех из нас, кто предпочитает в мужчинах некоторую грубость, его внешность – воплощение всех детских мечтаний о пиратах и непутевых негодяях. Я могла бы просветить его на тему того, почему опасно разгуливать по городу с видом разбойника с большой дороги, но не рисковала: мне становилось страшно от мысли, что он станет выглядеть как пастор.
– Тебе повезло, что леди Корделия держит эту девицу в строгих рамках. Она для тебя хороший друг. Но мне удивительно, что она сама не питает к тебе слабости.
– У нас не такие отношения, – строго сказал он. – Леди Корделия была и всегда останется для меня просто другом.
– Она очень привлекательна, – отметила я задумчиво. – И у тебя есть определенные чары. Удивительно, что у вас никогда не было даже мимолетного флирта, хотя бы… какой-то искры.
Поколебавшись, он выпрямился в кресле и огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает.
– В леди Корделии сочетается все, что восхищает меня в женщинах. Она добра, терпелива, совершенно не эгоистична. Да, я восхищаюсь всеми этими добродетелями, но неизменно остаюсь к ним холоден. Для меня лучше порочная женщина, но с горячей кровью, а не с ледяной водой в жилах в любое время дня и ночи.
На секунду его взгляд задержался на мне, глубокий, полный невысказанных чувств. Но он быстро отвернулся и стал рассматривать египетский эмалированный сосуд, просто оставленный кем-то на столе.
– Да, но почему она никогда не интересовалась тобой? Несмотря на вызывающую внешность, ты же из хорошей семьи, с титулом. Это не такая уж неравная партия для дочери графа, она могла бы иметь на тебя виды.
– Мы – друзья и навсегда только ими и останемся, – упрямо повторил он.
Он вновь замолчал, и я могла бы уже вернуться к своей книге, но не стала.
– Стокер, как думаешь, что мы там найдем завтра?
– Не знаю, – медленно ответил он. – Знаю только: что бы это ни было, какие бы ужасные тайны ни скрывались в этом банке, ты спокойно встретишь их лицом к лицу. Ты удивительно храбрый человек, Вероника. Это тебе поможет.
– Я рада, что ты будешь там со мной завтра, что бы ни случилось.
– Можешь на меня рассчитывать, – откликнулся он, и на этот раз я не увидела обычной насмешки на его лице и поняла, что он сказал серьезно.
Глава двадцать пятая
Мы провели это дождливое воскресенье в Бельведере: ели сэндвичи, которые прислала леди Корделия, и рассматривали коллекции. Меня очень обрадовало то, как Стокер смеялся над репродукцией «Падшего ангела» Кабанеля (несомненно, оценив сходство), и мы весело спорили о том, как лорду следовало бы правильно организовать свою блистательную, но совершенно бессистемную коллекцию. Я предлагала хронологический порядок, а Стокер ратовал за тематический подход. Пока он занимался чем-то другим, мне удалось найти цветную гравюру белобровой плюмажной котинги. В остальном ничем не примечательная птица, но именно фиолетовые перышки у нее были настолько красивы, что я долго ее рассматривала, в задумчивости проводя пальцем по каждому перу.
Мы рано легли спать и, кажется, оба спали очень плохо, потому что встали и собрались в путь гораздо раньше, чем это было необходимо. Из соображений безопасности Стокер положил сверток, который мы забрали из кабинета барона, себе в карман. Он вернул заднюю крышку компаса на место и возился с ним до тех пор, пока он снова не заработал, и я опять приколола его к корсажу. У меня было странное чувство, что мы наконец отправляемся в завершающий этап наших приключений, и я покидала Бельведер со смешанным чувством волнения и грусти. Что бы ни случилось, наше странное время вместе могло уже скоро закончиться, и я поняла, что мне будет его не хватать.
Мы не заметили никаких признаков преследования, пока шли к Оксфорд-стрит, но на всякий случай все же направились кружным путем. Я получила возможность подробно изучить лондонские улочки, переулки и парки, и хотя я всегда предпочитала сельскую местность и глушь, но в большом городе было что-то притягательное. В честь юбилея королевы повсюду развесили флаги, на улицах развернулась такая деятельность, которой, казалось, город никогда прежде не знал. Все было наполнено ожиданием, ведь до торжественной королевской процессии оставались считаные дни, и высокопоставленные лица прибывали со всех концов земного шара, чтобы поздравить королеву. Ее портреты мелькали на множестве праздничных плакатов, флагов, афиш и даже чайных полотенец: ее величество королева Виктория, императрица.
Я рассматривала такой стакан для полоскания рта в витрине какого-то магазина рядом с банком, пока мы ждали его открытия.
– А она и правда не очень привлекательная женщина, – заметила я, повернувшись к Стокеру. – Глаза навыкате и подбородка нет.
– Ганноверское влияние, – коротко заметил он. – Нужны очень сильные гены, чтобы победить немецкую наследственность.
– Хм… может быть, здоровая порция французской крови… – начала я, но не успела еще закончить свою мысль, как загремели двери банка.
– Ты готова? – спросил Стокер.
Я коротко кивнула и двинулась вперед, уверенная, что он будет следовать за мной по пятам, как верный пес. Здание, в которое мы вошли, не было главным корпусом Лондонского банка; он находился на Треднидлстрит уже более двух сотен лет. Это отделение открылось в период Регентства; здание было спроектировано с элегантной строгостью, подобающей этому заведению. Но в какой-то момент кому-то показалось, что это очень простой стиль для банка, и идеально симметричный фасад был украшен рядами орнаментов в неоготическом стиле, с кульминацией в виде башни с часами, которые как раз били, когда мы приблизились. Войдя, я сразу попросила встречи с управляющим, и буквально через несколько минут нас уже проводили к нему в кабинет. Это был болезненно худой человек с большими оттопыренными ушами; я подумала, что этими ушами он улавливает секреты всех своих клиентов.
