Каждый раз, когда солдаты приносили ему очередной документ с новыми именами, глаза штандартенфюрера блестели всё ярче: сталью, серебром, титаном.
– Превосходно. Оставим это для Народного суда.
Стопка росла. Мириам продолжала обмен сообщениями. Колени Феликса болели, крошились. Розовый в волосах Хенрики стал ржавым, затвердевшие кудряшки тянули к механику свои когти. Столько людей умерло, столькие умирали прямо сейчас, всё из-за слов, которые Феликс не мог уже забрать назад. Он гадал, сможет ли фальшивое да, да что-нибудь изменить. Может, теперь генерал Райнигер не угодит прямо в ловушку. Может…
– Что это? – Солдат, который обыскивал стол Хенрики, замер, привлечённый мерцанием телевизора. На экране сидел фюрер, и сегодня он был не один.
Яэль не просто сбежала… она смогла добраться до студий «Рейхссендера»! Феликс не видел волков, но знал, что это лицо её. Гнев тоже был её – полыхал вместе со стволом пистолета, приставленным к виску Адольфа Гитлера. Ствол, прижимающийся к черепу самого Феликса, отстранился, шок пригвоздил солдата к месту. Мужчина у стола повернул переключатель звука, и вся комната замерла: широко открыв глаза, прислушиваясь, не в силах оторваться, когда перед ними разворачивается правда. Трагедия, которая точно не была поставлена режиссёрами. Яэль, рейхсфюрер Гиммлер, Лука, неизвестный мужчина, сидящий на стуле… их эмоции были столь реальны, что просачивались через волны «Рейхссендера», охватывая комнату.
Смятение: Подождите, так фюрер мёртв?
Страх: Это права, штандартенфюрер? Вы знали?
Любой, посмотрев на штандартенфюрера, понимал: нет, не знал. Кожа Баша стала восковой – бледной и блестящей. Платок безвольно повис в его руках, заляпанный пистолетной смазкой.
Лука перечислял жертв: плоть и память бумаг, покоящихся под фуражкой Баша. Феликс ждал, когда будет названо имя Анна Вайскопф. Смерть внутри него продолжала нарастать – раскрошенный позвоночник, отсутствующие пальцы, могильная плита из прошлого и гильотина его будущего, призрачная женщина с её ржавыми кудряшками, все эти имена, но Анны до сих пор нет – больше и больше, превращаясь в нечто сильное, в ЖАР.
Комната взорвалась движением.
Посреди трансляции Мириам отключила наушники от радиоустановки, наматывая шнур на руки на манер гарроты. Она обвила шнуром горло своего охранника, выжимая из него жизнь.
Боевики Сопротивления тоже вернулись к жизни. Бригитта выдернула из волос карандаш – пучок распался, когда она всадила пишущую принадлежность в ногу ближайшего солдата СС. Каспер схватил приставленный к его голове пистолет, выпуская пулю в охранника, повалившегося к ногам Адель. Йохан зеркально повторил трюк – так же быстро, так же плавно.
Всё это случилось так молниеносно, что большая часть людей Баша даже не успела оторвать глаз от экрана. СС превосходили числом, три к одному, но готовность боевиков умереть, их жажда жизни были равны замешательству солдат.
Феликс и раньше участвовал в драках, но не в таких: не рвал зубами и когтями, когда на кону твоя жизнь или его, его, его. Всё в комнате одновременно размылось и обострилось. Пойманные мгновения проносились всё быстрей: Бригитте удалось укрыться за книжной полкой; Мириам бросила самодельную гарроту, хватая пистолет; бумаги вспорхнули над столом Хенрики, когда за ним упал солдат СС.
Шансы менялись. Четыре к одному, когда Йохана подстрелили в грудь, он рухнул и больше не поднялся. Два к одному, когда СС поймали волну пуль, а к драке присоединились Вольфы. Удары Феликса были не так сильны, как у Каспера, но всё же эффективны. Он даже использовал перевязанную руку, поражённый гневом загнанного в угол животного. Снова и снова, и снова. До тех пор, пока Феликс уже не мог сказать, красный на костяшках пальцев разлился из его собственных ран или с лица шутце, с которым он дрался.
Битва сравнялась. Один к одному. Платок штандартенфюрера Баша полетел на пол, когда сам офицер бесстыдно сбежал к двери.
НЕТ.
Не желание выжить бросило Феликса на ноги. Не злость или жажда мести заставили его кинуться следом за убегающим. ЖАР внутри был иным, зверем, спущенным с привязи.
Впервые с тех пор, как Феликс встретил штандартенфюрера, он не был пойман в ловушку. Сейчас они встретились на его условиях: плечо к спине, полёт на бетон. На пол они упали вместе.
Что он натворил… Такое не исправишь простым да, да. Такое Феликс никогда не сможет вернуть, хоть и не перестанет стараться. Он бил обоими кулаками: сломанным и сломавшим.
Баш никогда не был слабым человеком, не стал он и лежать, спокойно принимая побои. Их драка была не просто равной; она была ожесточённой. Дробящей, разрывающей. Удары штандартенфюрера обрушивались на челюсть Феликса, на рёбра, грудь – везде, где удавалось достать. Феликс даже не пытался увернуться.
– У тебя… вообще… были… мои… родители? – В словах его блестела сталь, Феликс весь был в крови, залит кровью, лицо Баша утопало под его кулаками, но механику было плевать. – Ответь… мне!
Рот штандартенфюрера раскрылся: сломанные зубы, тихий ответ. Он потонул в шуме, доносящемся из комнаты с картой.
– ГРОМЧЕ! – зарычал Феликс. Только сейчас он осознал, что ответные удары прекратились. Баш был повергнут, но это ничего не изменило. Угли продолжали прожигать грудь Феликса. Правая рука полыхала, болела даже сильнее, чем когда-либо.
Боль затуманила и глаза Баша. Он перевёл дыхание.
– Твои…
Единственное слово, которое Баш смог выдавить, прежде чем череп его пронзила пуля. Отверстие было маленьким, всего девять миллиметров, но её хватило, чтобы смерть смогла просочиться внутрь, забирая штандартенфюрера себе.
Теперь его глаза действительно были мёртвыми. Ретроспективное доказательство, что у штандартенфюрера имелся хотя бы проблеск души, хоть и бесчувственной. Феликс обернулся, в паре ступеней от него стояла Мириам, ещё сжимающая в руке пистолет. Душа в её глазах била через край – яркая и метающая молнии.
Мириам нацелила пистолет ему в грудь.
Феликс не выбросил руки над головой, как делали выжившие люди Баша под угрозой пушек Бригитты и Каспера. Он не пытался оправдываться или умолять. Он сделал то, что должен был, и теперь пришло время за это заплатить.
Феликс прямо посмотрел на Мириам – голубые глаза встретились с мечущими молнии – и кивнул.
Адель кинулась к брату, закрывая его собой. Повернулась к Мириам.
– Нет! Прошу! Это я… я сказала Феликсу это сделать! Он лишь пытался защитить меня! Баш собирался убить всю нашу семью!
Пистолет не сдвинулся.
Как и Адель.
– Ада, – прошептал Феликс, – отойди.
– НЕТ! – выплюнула сестра со всем упрямством и яростной любовью, наполняющими её. – Нет! Это неправильно! Баш заставил тебя…
– Но звонил я, – хрипло сказал он. – Я делал выбор.
