— Ну и что? Станового привлеките. Что-то темните вы, Алексей Николаевич. Договаривайте. А то сами сказали, что люди опасные, может быть стычка. Не ходят в бой с завязанными глазами.
— Хорошо. Согласно совместного распоряжения Военного министерства и Министерства внутренних дел, я веду дознание смерти капитана Присыпина…
— Дознание давно закончено, опять вы темните!
— Оно возобновлено секретным образом. В преступлении обвинили не тех.
— А кого же тогда шлепнул Кузьма?
— Негодяя, но другого.
С лица подхорунжего сдуло остатки веселости:
— Стало быть, чин ему дали ни за что? Вот шельма. Строевой службы не знает, даже в уставах путается. Чему его учили в Новочеркасске? У нас в Омском казачьем такого бы не выпустили, отчислили бы прочь. А Кузьма Палыч уже подъесаул! Как же так?
— Юрий Феофилактович, я здесь не для того, чтобы выслушивать чьи-то обиды. Я ловлю убийц. Забабахин не может участвовать в нашей облаве. Почему — долго объяснять. Речь идет о шпионстве, тут дела военные, а не полицейские, поэтому со мной пойдете вы. И ваши люди.
— Что там за публика? Какое оружие взять казакам?
— Табельное. А публика там загадочная: семь мужиков, которые то исчезают, то возвращаются, всегда при деньгах и запугали население целого поселка. Если окажется, что они преступники, арестуем. Начнут сопротивляться — бейте, но не до смерти, они живые нужны. Все ясно?
— А если сгоряча кого-то до смерти зашибем? — спросил подхорунжий.
— Под суд отправлю.
— Даже если они на нас с ножами полезут?
— Десять казаков, вы одиннадцатый. Я кое на что еще гожусь. И семерых халамидников не заломать?
— Кто такие халамидники?
— Базарные воры, низшая строчка фартовой табели о рангах.
Гуляко задал последний вопрос:
— Когда быть в готовности?
— Через три часа. Я за вами заеду.
В пять пополудни к казачьим казармам подкатили сразу пять дрожек. В первых сидел Лыков, а на козлах у него был Балтабек Мукашев. Вторыми дрожками правил его брат Кыдырбек, третьими Даулет Беккожин, остальными — его найманы.
Линейцы расселись по экипажам, подхорунжий присоединился к Лыкову.
— Куда сейчас? — спросил он.
Сыщик ответил:
— На Безымянный ручей, к Знаменскому спиртовому заводу.
— Вот оно что, — догадался Гуляко. — Прокопию мошну щипать? Уж не оттого ли Кузьма задрейфил и вы нас позвали?
— А вы боитесь городского головы?
— Плевать я на него хотел, жулик как жулик.
Завод стоял на землях станицы Семипалатинской, в шести верстах за городом. Долетели туда пулей. Дрожки окружили жилую казарму. Лыков сказал Балтабеку:
— Четвертое окно слева.
Казахи кинулись туда, а Лыков столь же спешно ворвался в казарму. За ним поспевал Гуляко с шашкой наголо, лампасники бежали следом.
Сыщик толкнул дверь и рявкнул:
— Санитарная проверка на вшивость! На всех вшей приготовить документы!
Постояльцы загадочной комнаты обмерли, зазвенела оброненная кем-то бутылка. Крепыш в кубовой рубахе с криком «шухер!» прыгнул головой вперед в распахнутое окно. И тут же влетел обратно и растянулся на полу, под глазом у него набухал синяк.
— Не ушибся, дурочка? — ласково спросил Лыков. — Там уж ждут. А ты думал, я под окошко никого не поставил?
Остальные шестеро вскочили и во все глаза глядели на казаков и сыщика.
— Кажись, все в сборе, — обвел тот взглядом озадаченные рожи. Вид у жильцов был что надо: в темном переулке от таких родимчик хватит.
— Бумаги на стол, вещи предъявить к осмотру. У кого оружие, клади медленно, так, чтобы я видел. Кто положит слишком шибко, того могу пристрелить с перепугу.
Вперед выступил туземец в дорогой жилетке, по которой шла серебряная цепочка от часов. Он с достоинством спросил:
— Кто вы такие и по какому праву ворвались? Сначала свои бумаги покажите.
Без акцента шпарит, подумал Алексей Николаевич. И хладнокровие при нем. Тот самый главарь-татарин.
Он показал туземцу полицейский билет и потребовал:
— Теперь твоя очередь. Кто такие, что делаете на спиртовом заводе?
— Мы золотодобывающая артель, а здесь отдыхаем. Я староста, Рустем Юнусов. Все виды у меня, вот, глядите.
Староста полез в хурджин и выложил пачку документов. Алексей Николаевич раскрыл верхний и со смехом показал его Гуляко:
— Смотрите, Юрий Феофилактович. За дураков тут держат коллежских советников особых поручений.
— А что такое? — удивился подхорунжий, разглядывая бумагу. — Вид вроде настоящий…
— Настоящий, да краденый. Выдан Чербактинским волостным правлением Лепсинского уезда Семиреченской области. Таких видов с наложенными печатями зимой сорок шесть штук похитили.
Сыщик повернулся к старосте:
— Они у тебя все такие?
Тот молчал, переводя взгляд с коллежского советника на казаков и обратно. Вдруг лицо его изменилось, он быстро сунул руку в карман. Но сделать ничего не успел — Лыков врезал ему без замаха. Юнусов отлетел в угол. Казаки расценили действия начальства как команду и набросились на «старателей». Через минуту все они стояли на коленях вдоль стены. Алексей Николаевич сидел за столом и рассматривал содержимое хурджина, линейцы рылись в вещах арестованных. В окно за всем этим равнодушно наблюдали найманы.
— Ваше высокоблагородие, вы гляньте! — крикнул вдруг урядник, извлекая из мешка золотой самородок размером с наперсток. — А вот еще!
Он высыпал содержимое на стол, и веселые искры заиграли при свете лампы. Золота было несколько фунтов, в мелких и крупных самородках, некоторые из них содержали вкрапления кварца.
— Пещера Аладдина! — восхитился Гуляко. — Ну, татарва, богато живете.
— Золото законное, владелец копи дал мне на сохранение, — срывающимся голосом заявил староста.
— И как зовут такого щедрого хозяина?
— Британский подданный, господин Мак-Лоу. А прииск его в Каменогорском уезде, поехали, я покажу.
— Надеется сбежать по дороге, — пояснил Алексей Николаевич офицеру. Появление в деле англичанина его сильно заинтересовало.
— Юрий Феофилактович, прикажите вывести их на улицу, — попросил коллежский советник. — Пусть сажают под конвоем в пролетки, поедем в тюремный замок.
Подхорунжий распорядился, и через пять минут колонна уже выехала в сторону города. Балтабек и Кыдырбек Мукашевы остались караулить опустевшую комнату. Алексей Николаевич обещал прислать сына, сам сел в замыкающие дрожки и с ветерком домчался до тюрьмы.
