— Патент хочу.
— Какой патент?
— На торговлю. Хочу кумысню открыть. А начальник Малахов не дает.
— Почему не дает?
— Говорит, я порочного поведения. А я добрый мусульманин!
Лыков догадался, в чем дело, и включился в разговор:
— Ты хочешь торговое свидетельство?
— Да.
— Их пять разрядов. Тебе какой надо?
— А Малахов? — недоверчиво спросил таранча. — Обмануть меня решил? Он тут главный. Ты же не главнее?
— Нет, однако он не откажет мне в просьбе.
— Почему?
— Потому что я приехал из самого Петербурга. Ну? Говори, не бойся.
Петербург произвел на инородца впечатление, и он пояснил:
— Четвертый разряд хочу, с подачей питий и кушаний на вынос. Без крепких напитков.
— Будет тебе торговое свидетельство четвертого разряда. Теперь рассказывай.
Галыпжан сразу поверил солидному господину и начал признаваться. По его словам, нанял его кашкарлык
[50] из Верного по имени Тайчик. Богатый торговец, занимается салом и кожами. А еще продает в Китай золотую монету. Тайчик попросил незаметно проследить за одним инглизом, который приехал в Джаркент. Сказал, что тот пробирается в Верный, хочет договориться с другим купцом. Чтобы перевести закупки на себя, а Тайчика оставить с носом. И обещал за три дня десять серебряных рублей. Галыпжан охотно согласился и отработал честно. Водил инглиза и по городу, и за городом, на речке. Обо всем рассказывал нанимателю.
— Как фамилия Тайчика? — поинтересовался Кузьма Павлович.
Но таранча лишь пожал плечами:
— Не знай. Он часто сюда приезжает, кожи покупает, да.
Питерец спросил о другом:
— С кем встречался англичанин?
— С офицером, письма передавал.
— Как выглядел тот офицер?
— Высокий, усатый, при нем клыч
[51].
— М-да. А сколько у него звездочек было на погоне?
Таранча подумал и показал четыре пальца.
Забабахин обрадовался:
— Это штабс-капитан Рамбус, товарищ Николая. Через его посредство противники обменивались письмами. Рамбус должен был стать секундантом англичанина.
— Понятно, — кивнул сыщик и обратился к арестанту: — Еще с кем?
— Был другой инглиз, он уехал раньше.
— Капитан Уотчер, — констатировал казак. — Отбыл в Верный за день до несчастья с Алкоком. Мы его уже допросили. Эй, а кого еще видал?
— Хозяин той харчевни, в которой инглиз кушал, — стал вспоминать таранча. — Постоялый двор, так называется? С ним еще говорил. В мечеть ходил, смотрел, там с мулла говорил.
— Какую мечеть? — вцепился сыщик. — Он с муллой встречался? А бумаги передавал?
— Мечеть китайская, красивая. Бумаги не передавал.
Забабахин и тут нашел, что объяснить:
— В Джаркенте выстроена необычная мечеть: из памирской сосны и без единого гвоздя. А украшена по-китайски. Во как! Строитель потому что был китаец. Рассказывают, что, когда он вернулся домой, его казнили.
— За что?
— За то, что выстроил такую красоту не в Китае, а за пределами. Врут, наверное…
Больше ничего ценного таранча сообщить не смог. Лыков записал его показания, тот скрепил их закорючкой. Подъесаул тоже расписался сбоку.
— Смотри не обмани меня, — обратился на прощание к сыщику Токоев. — Четвертый разряд!
И добавил глубокомысленно:
— Если русский начальник будет обманывать инородца, инородец перестанет верить русскому начальнику.
Когда полицейские вышли из тюрьмы, Забабахин чуть не пел от радости.
— Считайте, Алексей Николаевич, что мы уже наполовину обелили вашего сына.
— Ой ли? — скептически ответил сыщик. — Туземный человек видел офицера с усами. И что с того?
— Как что? Не стал бы подпоручик Лыков-Нефедьев следить за собственным товарищем. Которого сам же избрал в секунданты. Это враги следили. Потом, у нас теперь есть этот… Тайчик. Идемте сразу к подполковнику Малахову. Надо отбить телеграмму в Верный, пусть негласно наведут справку о торговце.
Так они и поступили. Заглянули к уездному начальнику, там Алексей Николаевич зашифровал текст кодом МВД для вице-губернатора Осташкина: есть русскоподданный кашгарец по имени Тайчик, торгует скотским салом и кожами, часто бывает в Джаркенте, просьба установить личность и местопребывание.
Закончив с шифром, питерец попросил у Малахова торговое свидетельство для Галыпжана Токоева. Тот возмутился:
— Этому прощелыге? Он же то подерется, то украдет чего-нибудь. Какое ему свидетельство?
— Четвертого разряда.
— Я не шучу, Алексей Николаевич.
— Я тоже, Геннадий Захарович. Мне пришлось дать обещание. Дело было так…
Коллежский советник рассказал подполковнику о договоре с таранчей и важности полученных от него сведений. А также привел последнюю фразу арестанта.
— Если русский начальник будет обманывать инородца, инородец перестанет верить русскому начальнику? — повторил Малахов. — Ну, раз вы обещали, тогда другое дело. Ему еще неделю сидеть. Когда выйдет, пусть приходит ко мне. Будет ему кумысня.
Повеселевший Лыков отправился на телеграф, потом зашел в тюрьму, вызвал Токоева и передал ему слова уездного начальника. После этого вернулся на гауптвахту, где обнаружил Николку в обществе Ганиева, подполковника Штюрцваге и незнакомого штабс-капитана. С усами и при шашке. Это оказался тот самый Рамбус, который назначался на роль секунданта в несостоявшейся дуэли.
Штабс-капитан представился. Адъютант Третьего Западно-Сибирского стрелкового батальона, квартировавшего в Джаркенте, он был товарищем Николки и приятным в общении человеком. Сыщик сообщил компании новости из тюрьмы. Вместе они решили, что завтра утром Лыков с аргыном выезжают обратно в Верный искать Тайчика.
Закончив дела, Алексей Николаевич отправился на квартиру к Малахову ужинать.
Геннадий Захарович, как выяснилось, решил удивить гостя и велел жене приготовить блюда таранчинской кухни. Они оказались любопытными и довольно вкусными. Питерец сначала умял суйру-лагман из мелко порезанной говядины, потом гуйру-лагман с большими кусками мяса, и закончил хошаном — мантами, которые сперва жарят, а потом еще отваривают на пару. Если бы не водка, съесть столько ему бы не удалось. Анастасия Сергеевна налегала на пирожки. Питерцу понравился аткен-чай — с молоком, солью и каймаком. Лихой Забабахин помог управиться с крепкими напитками и сдобрил их самоваром русского чая. Весь вечер он вел себя на удивление тактично и большей частью помалкивал.
