Кто всех друзей боится потерять,
Тот глуп, ибо Господь нам первый друг,
И меч им всем не стоит доверять,
И в крепость их не верим больше рук!
В крестовой песне звучала суровая убежденность, свойственная первым пилигримам, которые, не зная дорог, двинулись в путь, ведомые одной лишь верой в Того, кто был распят за них.
И соплякам, бледнеющим от страха,
Не будет храбрый рыцарь подражать,
Их ждет позор, чума, огонь и плаха,
А смелых – Господа сверкающая рать!
С последними словами песни дорога резко свернула к северу, а далее на восток, по правую руку от рыцарей, открылся гигантский обрыв. Каменистыми уступами, точно лестница для исполинов, он вел вниз, где среди скал блестел текущий на юг Иордан. За ним были уже языческие земли.
А севернее, на самом краю обрыва, окруженный с трех сторон глубоким рвом, возвышался замок. Стены его были снабжены башнями, а за ними виднелся донжон, высокий и угрюмый, сложенный из огромных каменных плит. Можно было даже рассмотреть вьющееся на ветру знамя ордена Госпиталя.
– А король уже здесь, – сказал брат Анри задумчиво, – только вот неверных не видать… Если они тут и были, то уже убрались…
Действительно, никаких следов битвы не было заметно. К западу от замка раскинулся большой лагерь, над которым господствовало королевское знамя. Виднелись также значки баронов Святой Земли.
– А монастырь Ордена Госпиталя тоже здесь? – спросил Робер, вглядываясь в мешанину палаток и шатров.
– Нет, не вижу, – ответил после паузы де Лапалисс. – Должно быть, еще не успел прибыть. Их магистр, Жоффруа ле Ра, тяжел на подъем, и воины Госпиталя выступили из Иерусалима позже нас.
Тамплиерам досталось для стоянки место севернее замка, рядом с обрывом. Отсюда можно было хорошо разглядеть мощные стены цитадели иоаннитов, которые образовывали почти правильный квадрат
[128]
. На башнях блестели, отражая свет солнца, шлемы стражи.
После того, как были установлены палатки, магистр в сопровождении нескольких рыцарей удалился в сторону королевского шатра. Вернулись они оттуда быстро, и когда проходили мимо палатки Робера, то тот увидел хмурое и озабоченное лицо Жака де Майи.
– Что-то не так, – сказал он брату Анри.
– Да, – кивнул тот. – Пойду узнаю.
И поднявшись, он направился к палатке маршала монастыря, который в походе (под верховным водительством магистра, естественно) командует рыцарями. Пробыл там де Лапалисс недолго. Возвратившись, он сказал:
– Да, ты прав. Дела обстоят не лучшим образом. Замок действительно осаждали, но сколько точно было осаждающих, никто не знает. Но гонцу с известием об осаде подозрительно легко удалось вырваться из кольца сарацин. А завидев королевское войско, неверные тут же отступили, не пытаясь завязать бой.
– И что? – Робер отложил меч.
– А то, что это, клянусь Святым Отремуаном, скорее всего, ловушка! Сарацины выманили нас сюда обманной атакой, а сами нападут на королевство где-либо в другом месте, на юге, у Мертвого моря, или севернее, за Тивериадским озером! Так что боюсь, наша стоянка не будет долгой!
Предсказание брата Анри сбылось к вечеру. С севера примчался гонец на падающей от усталости лошади, и лагерь, повинуясь голосам труб, начал сниматься.
– Брод Иакова
[129]
взят! – поползли среди воинов Храма слухи. – Все братья гарнизона перебиты! Полчища сарацин переходят реку и идут к Сафету! Если замок падет, то в опасности окажется Акра!
Ожесточенные и хмурые, рыцари седлали коней.
Часть 2 Моление о чаше
Глава 8
Если кто, отправившись туда, окончит свое житие, пораженный смертью, будь то на сухом пути, или на море, или в сражении против язычников, отныне да отпускаются ему грехи.
Папа Урбан II, из речи на Клермонском соборе, 1095
27 июля 1207 г.
Левант, окрестности замка Сафет
Тревожный рев труб донесся от авангарда – на королевские отряды, идущие там, похоже, вновь напали сарацинские всадники. Робер вздохнул и крепче стиснул поводья. Арьергард, в котором шли тамплиеры, подвергался атакам с самого утра. Летели стрелы, унося жизни лошадей и неосторожных воинов. Магистр командовал атаку, но легковооруженные язычники исчезали прежде, чем рыцарские мечи успевали обрушиться на их головы.
Христианское войско тянулось по дороге, петляющей среди пропастей и скал, столь отличных от плодородных равнин южной Галилеи. Но и здесь были рощи, помогающие легче переносить беспощадный зной. Но даже тень от деревьев приносила мало облегчения, когда приходилось ехать, не снимая доспехов.
– Долго еще, во имя Господа? – спросил Робер, облизывая губы, когда замерший было караван вновь двинулся с места.
– Клянусь Святым Отремуаном, не успеет солнце зайти, как мы будем у Сафета! – ответил брат Анри, чья гербовая котта настолько покрылась пылью, что выглядела серой. Стрела сарацина оставила на ней разрыв, в который просвечивали колечки кольчуги.
За прошедшие дни собравшиеся со всего королевства отряды преодолели более восьми лье, от Бельвуара добрались до Генисаретского озера, без остановки миновали Тивериаду – большой город с вознесшейся над ним твердыней цитадели. В стороне осталась засушливая равнина Хаттина, где двадцать лет назад полчища сарацин отступили перед твердостью и мужеством горстки рыцарей.
Хватит ли у наследников тогдашних воинов сил отразить нынешнее нашествие?
– Почему неверные пошли именно на этот замок? – поинтересовался Робер во время краткого привала, устроенного у переправы через бегущую на юго-восток реку.
– Сафет – ключ к сердцу латинских владений в Азии, – отозвался брат Анри, с озабоченным выражением рассматривающий копыто своего коня. – Он закрывает дорогу, ведущую к Эсдрилонской долине и Акре. Ворвавшись туда, мусульмане могут наделать много бед!
– Почему бы им тогда просто не обойти замок?
– Это довольно сложно, прочие дороги узки и ненадежны, – покачал головой брат Анри, отрываясь, наконец, от конской ноги. – По ним удобно проходить лишь небольшим отрядам, вроде тех, что тревожат нас набегами, но никак не целому войску. Да и оставлять в тылу такую крепость с мощным гарнизоном – просто опасно. Не так ли?
Робер принужден был согласиться.
Дорога сделала рывок вверх, пройдя среди двух утесов, похожих друг на друга, точно близнецы, справа открылась обширная пропасть. А на самом ее краю вознесся мощный замок. Горделиво высились башни, числом семь, над первым кольцом длинных стен
[130]
виднелось второе, еще более высокое
[131]
.
