Небольшая деревушка, располагавшаяся с западной стороны холма, на котором воздвигся замок, была разрушена – виднелись обгорелые остовы домов. Деревья оазиса оказались вырублены почти все.
– Сарацины постарались, когда осаду снимали, – бросил брат Андре, на лице которого застыла брезгливая гримаса. – Чтоб им потом в аду икалось!
– Брат, сдержите ваш язык! – коротко приказал Рожье де Бо. – Лучше пришпорим коней! Хотелось бы до вечера достигнуть замка, где нам надлежит расположиться!
Новый командор Горной Аравии явно хотел миновать резиденцию Жослена Храмовника без остановки. Но обоз тамплиеров давно уже заметили с башен замка, и отпустить собратьев просто так, без беседы, отпрыск Рено де Шатийона не мог.
Когда авангард колонны миновал холм и свернул на юг, на дорогу, ведущую в Петру, ворота Крака де Монреаля распахнулись. С гиканьем и топотом из них вылетело десятка полтора всадников. Волосы того, что скакал впереди, сверкали сединой под беспощадным солнцем.
– Клянусь посохом Моисея, сеньоры! – закричал он еще издали. – Невежливо проезжать мимо хозяина окрестных земель, даже не нанеся ему визита!
Орденский караван остановился. Рожье де Бо, высокий и надменный, выехал навстречу Храмовнику. В этот момент он напомнил Роберу горделивого верблюда.
– Прошу простить, – сказал командор сухо. – Но, во имя Господа, мы спешим занять вверенное нам укрепление!
В речи Рожье звучал тот же акцент, что и у Храмовника, но в остальном они рознились поразительным образом – и внешностью, и поведением.
Князь Горной Аравии придержал коня, на подвижном лице его отразилось удивление.
– Задержка в один день ничего не решит, брат, не знаю вашего имени! – сказал он спокойно. – Если вы отправитесь сейчас, то доберетесь до Селы в лучшем случае к середине ночи… Остановитесь на отдых в моем замке, а завтра с утра поедете дальше!
– Мое имя – Рожье де Бо! – надменно отчеканил командор. – Благодарю за приглашение, но я отклоняю его. Милостью Божьей мы продолжим наш путь.
В темных газах Жослена мелькнул гнев, который, однако, быстро смягчился, когда взгляд Храмовника упал на лицо де Лапалисса.
– Монсеньор Анри! – воскликнул он обрадованно. – Вот так встреча! И молодой Робер здесь!
Робер слегка смутился тому, что могущественный барон запомнил его имя, а хозяин Заиорданья тем временем направил коня вперед, бесцеремонно расталкивая рыцарей. За его спиной Рожье де Бо побледнел от гнева.
– Монсеньор Жослен! – слегка поклонился брат Анри. – Рад видеть вас в добром здравии, клянусь Святым Отремуаном! Ходили слухи, что вы были ранены во время осады!
– Брехня! – небрежно махнул рукой Жослен и тут же понизил голос. – Этот надменный индюк будет командором в замке Села?
Де Лапалисс кивнул.
– Дурная новость, клянусь мечом архангела! – Храмовник скривился так, точно в рот ему попал незрелый лимон. – Ты-то я знаю, лишен звания бальи…
– На все воля капитула и магистра, во имя Господа! – равнодушно пожав плечами, ответил брат Анри. Но в глазах его мелькнуло что-то, подозрительно похожее на насмешку.
– Хорошо! – Жослен оглянулся. – Езжайте, брат Рожье, во имя Господа! Не буду вас задерживать. Но учтите, отказавшись от моего гостеприимства, вы можете не зазвать и меня к себе, когда будет нужно!
Глухая угроза крошечному гарнизону, который без помощи извне вряд ли сможет отбить серьезное нападение сарацин, звучала в словах князя Горной Аравии.
19 августа 1207 г.
Горная Аравия, замок Села – горы Вади Араба
Замок оказался разрушен. Вчерашней ночью, когда тамплиеры прибыли к месту назначения, это было трудно разглядеть. Тьма спасительным пологом покрывала развалины. Истомленным длительным переходом людям было не до того, чтобы рассматривать укрепление.
Сейчас же утром, в свете беспощадного солнца, стало видно, что замок, еще несколько месяцев назад бывший целым, представляет собой груду камней. Сохранилась одна из башен стены и частично – донжон, закопченный, точно пень, уцелевший после лесного пожара. Среди развалин попадались следы случившейся битвы – изрубленные щиты, сломанные клинки. Тела погибших тоже были тут – ссохшиеся, страшные, доспехи на мертвецах тускло блестели, а обтянутые пергаментной кожей лица с немым укором смотрели темными провалами глазниц.
Наверняка, среди них были те, с кем Робер не так давно вместе ходил в караул, посещал службу, сидел за одним столом во время трапез. Но он не мог узнать никого…
Целый день тамплиеры занимались тем, что хоронили бывших соратников. Тела, завернутые в ткань (где среди пустыни взять дерево для гробов?) сложили в выкопанную к западу от замка яму, прибывший с обозом капеллан прочел молитву, и песок заструился с лопат, скрывая мертвецов.
Отслужили мессу, провели еженедельный капитул.
Когда же солнце толстым боком коснулось высящихся на западе гор, похожих на гребень со спины исполинского дракона, очень странно повел себя де Лапалисс.
– Во имя Господа, брат, – сказал он Рожье де Бо, – нам надлежит поговорить наедине!
Командор Заиорданья взглянул на брата Анри с изумлением, но отказывать в просьбе не стал. Рыцари отошли в сторону. Робер, сидевший к ним боком и занятый починкой кольчуги, слышать слов не мог, но видел все прекрасно.
Лицо брата Рожье показывало высокомерие, но это выражение тотчас исчезло, когда де Лапалисс извлек из-под одежды небольшой свиток и развернул его перед командором. Гордый тулузэнец выглядел в этот момент растерянным, а в ответ на слова брата Анри лишь кивал.
Когда братья возвращались, то командор уже пришел в себя, на лицо его вернулась привычная маска надменности. Лишь по глазам, бегающим, точно у пойманного воришки, можно было заподозрить, что с де Бо не все в порядке.
– Во имя Господа, – проговорил он, и высокий голос его подрагивал, выдавая волнение, – брат Анри волею магистра обрел власть приказывать. Слушайте его как самого Жака де Майи.
Среди рыцарей и сержантов, расположившихся вокруг костра, послышались удивленные восклицания.
– Робер, Андре – собирайтесь, мы сейчас уезжаем, – сухо, по начальственному, сказал де Лапалисс. – Вас, брат Готье, это тоже касается. Возьмите с собой двоих сержантов, хорошо знающих пустыню. И ты, Мустафа, тоже поедешь с нами!
Туркопол, к которому обратился брат Анри, довольно сверкнул черными, похожими на сливы, глазами, и проговорил:
– Мустафа знал, что его с собой берут, чтобы не в замке сидеть! Мустафа в замке сидеть не любит, Мустафа в песках родился, среди них живет, среди них и умрет!
Брат Готье выглядел спокойным, словно ему поручили сходить за водой к ближайшему источнику. На лице брата Андре читалось смятение, и рыцаря можно было понять – куда ехать, когда вот-вот наступит ночь? Зачем? Но орденская дисциплина взяла верх, рыцарь из Бургундии поднялся и рявкнул на оруженосца, велев ему седлать лошадей. Робер поспешно последовал его примеру.
