Ареймех, над которым лениво трепыхался насквозь мокрый орденский флаг, остался позади, а дорога свернула на северо-запад, к морю. На спуске лошади пошли живее, и вскоре впереди раскинулась бескрайняя морская гладь, над которой багровым шаром висело солнце. От него к берегу протянулась пылающая красным дорожка, словно составленная из кипящей крови.
Зрелище было величественное.
– К вечерней службе будем в Тортозе! – радостно воскликнул брат Анри.
Вскоре показалась главная твердыня Ордена в графстве Триполи, принадлежащая рыцарям почти четыре десятилетия
[148]
. Стены ее поражали чудовищной толщиной, а когда рыцари подъехали ближе, Робер увидел, что замок отделяет от земли ров, прорытый до уровня моря. Соленые волны плескались со всех сторон, превращая Тортозу в подобие острова. К воротам вела узкая дамба. Штурмовать подобное укрепление стал бы только безумец
[149]
.
– Вон там, – брат Андре поднял руку, указывая на город, занимающий берег севернее крепости, – самая древняя церковь, построенная христианами!
– Да, там в базилике Богоматери, – брат Готье осенил себя крестом, – хранится образ Пречистой Девы, писанный самим Святым Лукой! Я сам видел его!
– Во имя Господа, сколько чудес хранит Святая Земля! – с чувством проговорил бургундский рыцарь. – И сколь великолепно то, что Господь отдал нам ее, вырвав из рук безбожных сарацин!
Рыцари выехали на дамбу. Волны глухо рокотали, и казалось, что созданное руками людей сооружение сотрясается под напором стихии. Лошади шли осторожно, пугливо всхрапывая. Высящаяся впереди крепость на фоне заходящего солнца казалась черным монолитом. Закат полыхал над ней подобно пламени пожара.
– Кто идет, во имя Господа? – раздался голос с одной из башен, когда небольшой отряд, насчитывающий чуть больше двух десятков человек, остановился у ворот.
– Командор, брат Анри де Лапалисс из Иерусалима! – ответил предводитель прибывших.
Ворота со скрежетом распахнулись, и рыцари въехали под невысокую каменную арку. Здесь было прохладно, даже холодно по сравнению с обычной жарой Леванта, и по спине Робера побежал озноб, усиленный уверенностью, что в своде пронизывающего стену тоннеля наверняка пробито множество бойниц, откуда на пришельцев нацелены острые стрелы.
С такого расстояния кольчуга не спасет.
Цоканье копыт порождало глухое, тревожное эхо.
Когда впереди открылась обширная, вымощенная камнем площадь, то молодой нормандец невольно вздохнул.
Тортоза, в отличие от большинства замков, не теснилась на маленьком пространстве. Слева возвышался большой зал, выстроенный в форме галереи, справа – часовня, необычной прямоугольной формы и без апсиды. К западу от площади высилась громада донжона.
Через площадь навстречу приехавшим уже спешило несколько человек в белых одеяниях рыцарей Ордена.
– Брат Анри? – вопросил с недоверием в голосе передний из них, невысокий, но невероятно широкоплечий. – Неужели это вы?
– Это несомненно я, – ответил де Лапалисс, слезая с коня. – Да будет Господь милостив к вам, брат Людовик! Когда я покидал Святую Землю, вы были всего лишь лейтенантом!
– Все меняется, во имя Господа! – вопреки радостному тону, лицо коротышки было напряженным. – Милостью Божией я шателен Тортозы. Но что привело вас сюда? Неужели магистр недоволен мной и прислал мне смену?
– Вам не стоит беспокоиться, брат Людовик, – ответил брат Анри, извлекая из седельной сумки свернутый лист пергамента, украшенный печатью Ордена, с двумя рыцарями, едущими на одной лошади.
Брат Людовик углубился в чтение. Дело это, судя по напряженно нахмуренному лбу и шевелящимся губам, было для почтенного шателена нелегким.
– Помилуй меня Святой Иероним! – воскликнул он, и возгласе этом смешались изумление и облегчение. – Весьма странный приказ! Но вам повезло, судно в Европу отправляется завтрашней ночью, после заутрени!
– Судно в Европу? – изумился брат Андре, брат Жиль не сдержал божбы, возбужденно загомонили оруженосцы. Робер ощутил, что его сердце полнится изумлением. Подобного развития событий он не ожидал.
– Истинно так, – де Лапалисс повернулся лицом к своим людям. – До сего дня я не мог сообщить вам об истинной цели нашего путешествия, да простит меня Господь. Теперь же вы и сами все знаете!
От часовни донесся колокольный звон. Мелодичные звуки красиво плыли по воздуху, заглушая даже грохот волн.
– Прошу на молитву, братья, – проговорил брат Людовик. – Все, что вы хотите спросить у вашего командора – спросите потом!
Глава 11
Наши священники… отличаются от мирян одеждой, но не духом, видимостью, а не сущностью. С кафедры они поучают тому, что опровергают делами. Тонзура, одежда, язык придают им внешний религиозный лоск, внутри же, под овечьей шкурой, скрываются лицемерные и алчные волки.
Жоффруа де Труа, из проповеди, 1210
21 сентября 1207 г.
Левант, Тортоза
Заутреню слушали в часовне. За высокими стрельчатыми окнами царила тьма, пронизанная туманом. Глухо шумели, продолжая бесконечный приступ, волны.
– Почему корабль отправляется ночью? – поинтересовался Робер у брата Анри, когда служба закончилась. – Ведь гораздо удобнее это делать днем!
– Порт Тортозы он покинул вчера вечером, – ответил де Лапалисс. – Заплатив все положенные пошлины графским чиновникам. С тех же товаров, что будут погружены на борт сейчас, тайно, Орден не заплатит ничего.
– Так что? – Роберу стало гадко. – Неужели слуги Христовы занимаются контрабандой?
– Увы, – печально вздохнул брат Анри. – Что поделать! Содержание одного рыцаря в Святой Земле обходится в сто семьдесят марок серебра в год. А только в монастыре Иерусалима триста рыцарей. Прибавь сюда монастыри Триполи и Антиохии, каждый из которых в два раза меньше стоящего в Святом Граде, и все гарнизоны, разбросанные от Красного моря до гор Киликии! Получится почти тысяча! Это уже сто семьдесят тысяч марок в год! И это только на рыцарей, не считая сержантов, оруженосцев и туркополов. Плюс еще расходы на содержание и ремонт крепостей и на многое другое… Молитвами добыть деньги на все это довольно сложно, так что приходится доставать их другими способами!
Робер молчал в полном изумлении. Святое, возвышенное дело борьбы с неверными обрастало грязной плотью, состоящей из обычных денег.
– Не забывай, что Орден Храма еще сражается в Испании, – добавил неожиданно брат Симон, – почти беспрерывно, от устья Эбро и до Португальского графства!
