– Наверняка, у него есть лазутчики, – проговорил Робер.
– В этом даже сомневаться не приходится! – ответил ему брат Анри. – Но не среди братьев же! Впрочем, теперь нам все равно придется идти, даруй нам сил Пречистая Дева!
30 октября 1207 г.
Лангедок, Тулуза
Раймон де Рекальд постучался в ворота командорства сразу после утренней трапезы. Робер и брат Анри, наряженные в лучшие одеяния, которые только позволял устав, ждали его.
– Следуйте за мной, мессены, – проговорил сенешаль графства, – граф не хотел бы, чтобы вы опоздали.
Забравшись в седла, рыцари в сопровождении оруженосцев отправились в путь.
За северными воротами города, на широком лугу, собралась, похоже, вся знать графства. Тут были золотые на алом фоне кресты Тулузы, белые звезды Кастра и синие и золотые квадраты Лодева, башни Альби и львы Руэрга.
– Мессены, – сказал граф, сидящий на роскошном белом жеребце в окружении многочисленной свиты, – рад приветствовать вас в добром здравии!
– Во имя Господа, сир, – ответил брат Анри. Робер молча поклонился.
По лицу графа пробежала мгновенная гримаса неудовольствия, тут же впрочем исчезнувшая.
– Пора начинать, – бросил он. – Эн Арчимбауд, где твой отпрыск, не заснул?
– Никак нет, сир, – ответил толстый рыцарь с лицом красным, точно спелая земляника. Судя по всему, это был отец посвящаемого. – Уже идут!
Со стороны города показалась процессия, возглавлял которую довольно пухлый юноша, босой и в одной рубахе. Ему было, наверняка, холодно, но лицо его выражало высшую степень восторга. Вслед за посвящаемым, который ночь, по обычаю, провел на бдении в церкви, шагали несколько слуг, которым предстоит теперь сопровождать будущего рыцаря в дни войны.
– Готова ли бадья? – вопросил граф.
– Готова! – ответил кто-то. Несколько дюжих слуг, кряхтя от напряжения, выволокли в центр свободного пространства огромную деревянную бадью. Над ней поднимался пар.
– Отлично! – возликовал Раймон. – Эн Бертран, поторопитесь! А то мы все тут замерзнем!
Наследник виконта де Комборн задвигался быстрее. Оказавшись около бадьи, он скинул сорочку на руки слуг, и поспешно погрузился в теплую воду. Раздался плеск.
К бадье тотчас поспешил размахивающий кадилом священник. Загнусавил что-то, мелко крестя воду и разместившегося в ней юношу.
– Они что, заново крестят его? – тихо спросил Робер.
– Да, а у вас что, все по-другому? – отозвался брат Анри.
– Все гораздо проще, – шепотом сказал Робер. Привлекать внимание кого-либо из графской свиты ему не хотелось. – После ночной молитвы сразу следует адобер
[173]
!
– Вот из-за такой простоты вас и считают некуртуазными, – усмехнулся брат Анри. – Но ради Господа, тише. На нас уже смотрят!
Заново окрещенного юношу уже извлекли из бадьи, сыгравшей роль купели, и теперь одевали. Во все новое, из самых дорогих тканей. Отцу молодого рыцаря, да и ему самому сам Господь велел быть щедрыми…
– Подойди ко мне, эн Бертран, – голос графа раскатился над поляной. Раймон уже спустился с коня и теперь стоял, держа на вытянутых руках меч в искусно украшенных ножнах.
Молодой де Комборн поспешил к сюзерену, а подойдя, замер, почтительно склонив голову и сложив руки в молитвенном жесте. Граф, который был выше, чуть наклонился и ловко привесил ножны к поясу юноши.
– Мессен Бертран, – сказал он громко, в полной тишине, наступившей на поляне. – Желаю тебе стать могущественным рыцарем, защитником слабых и надеждой сюзерена. Избегай общества дурных людей, люби веру Христову и обнажай меч только во имя Господа! Будь куртуазным и смелым, пусть pretz и paratge
[174]
никогда не покинут тебя!
– Во имя Господа, – скромно проговорил молодой де Комборн, а рыцари разразились приветственными криками.
– Стерпи этот удар и никакой другой, – граф шагнул чуть в сторону и довольно чувствительно треснул посвящаемого по затылку. – Доспехи и коня рыцарю Бертрану!
Из задних рядов конюхи вывели рослого серого коня. Белоснежная грива, в которую были вплетены золотые нити, спадала ровными прядями, седло было явно из кордовской кожи, а на чепрак пошел дорогой самшит.
– Ооо, – раздался слитный восхищенный вздох ценителей лошадей. Жеребец был прекрасен, с широкой грудью, длинными мускулистыми ногами. Шкура его лоснилась, точно натертая маслом.
Все время, пока новоиспеченного рыцаря обряжали в доспехи, конь чуть не приплясывал на месте. Было видно, что он готов сорваться в галоп.
В полном вооружении Бертран вскочил в седло, принял от оруженосцев копья и щит, на котором красовался сегодня герб его сюзерена – графа Тулузы.
– Ну, во имя Святого Маврикия, покажи нам свою выучку! – довольно сказал краснолицый виконт Арчимбауд. – И не опозорь наш род!
Только что посвященный рыцарь прокричал что-то неразборчивое из-под шлема и вонзил шпоры в бока коню. Тот заржал и сорвался с места. В стороны полетели комья сырой земли.
В дальнем конце луга, как только что заметил Робер, была установлена квинтина
[175]
. Расстояние до нее серый жеребец, чей хвост красиво стелился по ветру, преодолел в одно мгновение.
Раздался глухой удар, квинтина со скрипом повернулась.
– Блестяще! – воскликнул виконт де Комборн, из толпы донеслись радостные выкрики.
– Действительно, неплохо, – пробурчал граф Раймон.
Только что посвященный рыцарь вернулся от квинтины, ловко управляя конем. Было видно, что молодой Бертран неплохо владеет оружием и вполне готов для того, чтобы сражаться.
– Мессены! – воскликнул правитель Лангедока, забираясь в седло. – Последуем на пир!
Пиршество было накрыто в парадном зале графского замка. Гостей рассадили за расставленными в виде прямоугольной арки столами, причем Роберу и брату Анри досталось почетное место за центральным столом, рядом с графом. Из-под верхней скатерти, шитой золотом, виднелась вторая, белая, из мягкой ткани, а столовая посуда блистала серебром. Золотой кубок стоял только перед самим хозяином замка. Бесшумные слуги, снующие за спинами гостей, разливали вино.
– Мессены, – проговорил граф, и все разговоры за столами тотчас стихли. Роберу хорошо были видны два ряда лиц, направленных в одну сторону – к Раймону Сен-Жиллю. – Во имя Господа в ряды рыцарей вступил сегодня еще один достойный воин. Так выпьем же за то, чтобы Пречистая Дева не оставила его своей помощью!
