Отряд двинулся дальше. Холм высился слева заросшей великанской макушкой, и, судя по всему, на нем все же был наблюдательный пост рутьеров, который сержанты не обнаружили.
Дорога через упомянутое братом Пьером поле оказалась перегорожена. Так что тамплиеров, несмотря на все предосторожности, все же заметили. Наемники составили плотную стену щитов, из-за которой торчали только наконечники копий. Холодно сверкали шлемы.
– Стоять, – приказал брат Анри и выехал на несколько шагов вперед. – Кто вы и по какому праву закрываете нам дорогу?
– По праву силы, – из рядов копейщиков вышел высокий молодчик, стати которого позавидовал бы великан. Рыжие волосы кудрями выбивались из-под легкого, не скрывающего лица шлема, а в руке рутьер держал чекан – тяжелый молот с длинным и узким лезвием, годным, чтобы пробивать доспехи.
– Освободите дорогу, во имя Господа, – смиренно попросил брат Анри.
– Ну ты и шутник, – расхохотался рыжий здоровяк. В его речи звучал мягкий акцент, говорящий о том, что появился на свет он, скорее всего, в горах Басконии, – слезайте с коней, рыцари, и отдавайте свое добро. Тогда мы вас, может быть, и отпустим.
– Какое добро у бедных воинов Христовых? – поинтересовался брат Анри.
– Знаем мы вашу бедность, – предводитель рутьеров вновь рассмеялся, бесстыдно скаля белые, как мрамор, зубы. – Ваш Орден давно уже продал Христа, Матерь Божью да и всех святых, и нахапал столько добра, что от него не убудет, если поделится с бедными наемниками…
– Не нам, не нам, но имени Твоему! – рявкнул брат Анри, поднимая копье и трогаясь с места.
Не успев понять, что делает, Робер дал шпоры. То же самое сделали рыцари и сержанты, привыкшие к тому, что боевой клич дается только перед атакой. Лязгающая железом колонна всадников стремительно двинулась вперед.
Робер успел заметить, как удивление отразилось на лице рыжего баска. Он, похоже, привык иметь дело с рыцарями Ордена, ведущими безбедное существование в Европе, занимающимися хозяйственными делами и забывшими, с какого конца браться за меч. Но тут ему противостояли ветераны, прошедшие не одну схватку в жарких песках Святой Земли. Рутьеры для них были не опасными и страшными грабителями, а всего лишь кучкой вооруженного сброда…
– Строй плотнее! – рявкнул главарь наемников.
Копье Робера с треском вонзилось в один из щитов, и легко пробило его. Держащий его воин отлетел назад, свалив стоящего позади.
Со всех сторон стоял звон, треск и грохот, сквозь который пробивались полные боли крики. Набравшая разбег конница проламывала строй рутьеров, точно тупой клинок – дерево щита. Рыцари разили наемников длинными копьями, а могучие кони, закованные в доспехи, топтали их и сшибали наземь.
Робер ощутил, как под копытами Вельянгифа что-то затрещало, и тут же его копье, застрявшее в теле невезучего баска или арагонца, сломалось. Нормандец отшвырнул бесполезную палку и взялся за меч. Но сражаться неожиданно оказалось не с кем. Сквозь смотровую щель была видна пустынная лента дороги, а по ушам хлестал крик брата Анри:
– Вперед, вперед!
Остановились только через несколько сотен шагов, когда стало ясно, что дестриеры слишком устали, чтобы нести всадников дальше.
И тут же брат Жиль зашатался в седле, и если бы не успевшие подхватить его оруженосцы, рухнул бы наземь.
6 ноября 1207 г.
Аквитания, Марманд
– Молите Пречистую Деву и всех святых, чтобы они послали выздоровление вашему брату, – клирик, исполняющий в общине Марманда обязанности лекаря, говорил так тихо, что приходилось напрягаться, чтобы расслышать его слова.
– Что с ним? – спросил брат Анри, перекатывая желваки на скулах. В тусклом свете масляной лампы, освещающей помещение постоялого двора "Герцогиня Алиенора", лицо де Лапалисса казалось желтым и очень старым. До города брата Жиля пришлось везти на попоне, растянутой между двумя лошадьми.
– Кольчуга почти спасла его, приняв удар, – ответил лекарь, – но два ребра сломаны и, как я боюсь, повреждено легкое. Ему нужен покой и тепло, и тогда все будет в порядке.
– Проклятье! – брат Анри ударил кулаком по столу. – И почему в Марманде нет командорства Ордена? Мы не можем ждать, пока он поправится, но и бросить брата вот так я не могу…
– Во имя Господа, – монотонно сказал лекарь, – можно оставить его в нашей общине Святого Креста. За доблестным рыцарем будет наилучший уход, при соответствующем дарении в пользу обители…
И тут почтенный клирик, который уже получил сегодня немало полновесного серебра, облизнулся, показав язык, длинный и узкий, которому позавидовала бы змея. – Сколько отсюда до Бордо? – спросил брат Анри. Судя по решительно блеснувшим глазам, он уже определился с дальнейшими действиями.
– Три дня пути, – слегка удивленно отозвался клирик, столь пекущийся о благоденствии своей обители.
– Завтра, во имя Господа, ты еще раз обработаешь его рану, – тоном, не допускающим возражений, сказал де Лапалисс. – Перевяжешь как следует, и мы двинемся в путь. С Божьей помощью брат Жиль благополучно доберется с нами до Бордо…
Когда лекарь, удивленно покачивая головой, ушел, Робер поинтересовался.
– Брат Анри, а почему вы не согласились оставить брата Жиля на попечение добрых монахов? Ведь тут ему будет лучше, чем в дороге.
– Я вовсе не уверен, что они такие уж умелые лекари, во имя Господа, – пожал плечами командор, – и, к тому же, если оставить Жиля здесь, то потом придется отправлять из Бордо сюда специальный отряд, ведь в одиночку путешествовать по дорогам Аквитании небезопасно. И пока брат Жиль будет вне стен любого из командорств, совесть моя останется неспокойной…
9 ноября 1207 г. Аквитания, Бордо
– Клянусь Святым Отремуаном, мы почти прибыли! – в голосе брата Анри звучало такое облегчение, словно он только что спасся от неминуемой смерти.
В подтверждение его слов впереди виднелись башни крупного города. Это мог быть только Бордо.
Дни, прошедшие после столкновения с рутьерами, выдались тяжелыми. Двигаться приходилось медленно. Брат Жиль, которому брат Готье, самый опытный в обращении с различными ранами, каждый день менял перевязку, сидел на лошади с трудом, и стонал сквозь зубы каждый раз, когда его подбрасывало. Лицо раненого было белее мела, и только глаза лихорадочно горели.
Брат Жиль очень хотел попасть в родной город.
Дорога к столице Аквитании шла вдоль берега Гаронны, и по мере того, как отряд продвигался к северо-западу, река становилась все более широкой. На левый берег перебрались у небольшого поселка Лангон, после чего она вовсе превратилась чуть ли не в морской пролив, другой берег был едва виден в сгустившемся тумане. Лениво плескались холодные, стального цвета волны.
Город постепенно приближался, стали видны мощные стены, построенные еще в те времена, когда Аквитания была не владением английских королей, а независимым герцогством.
