Кони рванули с места. В бой шли уцелевшие рыцари, сержанты и даже оруженосцы. Каждый был готов умереть за Орден, пусть даже в бою с воинами своего короля.
Ощущая, как постыдные слезы текут по лицу, Робер прыгнул в сторону. Ветви орешника ударили его по лицу, он скатился по склону какой-то канавы и ударился головой о ствол словно выскочившего навстречу дерева. Только шлем уберег его от увечья.
Ощущая, как гудит голова, он побежал дальше в чащу. Крики и шум боя постепенно становились тише, пока не стихли совсем. Робер не останавливался, слыша только безумный стук сердца, и бежал до тех пор, пока не упал без сил.
Глава 16
Сей остров является исконным жилищем семи сестер – Свободных искусств; именно там трубами самого благородного красноречия гремят декреталии и законы. Наконец, там бьет ключом источник религиозной науки, из коего истекают три прозрачных ручья, орошающих луга ума, то есть теология в ее тройственной форме – исторической, аллегорической и моральной.
Клирик Ги де Базош о парижском университете. 1190
13 января 1208 г.
Иль-де-Франс, окрестности города Мант
Сорока трещала так, словно собиралась поведать об укрывшемся в чащобе рыцаре всем без исключения обитателям леса. Исполненная почти религиозного рвения, она прыгала с ветки на ветку, трясла хвостом, и ни на мгновение не прекращала орать.
Робер, прислонившийся спиной к древесному стволу, чувствовал себя загнанным животным. И это несмотря на то, что он не знал, охотятся за ним воины Кадока, или в пылу схватки ему удалось ускользнуть незамеченным.
Не гудели над лесом рога, которыми подают сигналы охотники, не мчались сквозь кусты гончие псы, похожие на ожившие молнии, не звучали среди деревьев людские голоса и бряцание оружия.
В безымянной чащобе, расположенной к юго-востоку от города Мант, было тихо, точно в могиле.
Но легче от этого почему-то не становилось.
Робер все никак не мог поверить, что все они остались там, под стрелами и мечами наемников Кадока – брат Анри, лучший из рыцарей Храма, брат Готье, мудрый, словно пустынник, брат Андре, с которым пройдено столько дорог…
И все они, вероятнее всего, погибли.
При мысли об этом начинало щипать глаза, и Робер чувствовал, что его готовы одолеть позорные для рыцаря слезы. Он молился изо всех сил, но даже молитвы Пречистой Деве, небесной покровительнице Ордена, помогали мало…
Было холодно, с серого низкого неба, похожего на закопченный потолок, сыпал мелкий снежок. Робер уже остыл после своего бегства, и вскоре понял, что, оставаясь на месте, рискует замерзнуть.
Поднявшись, он некоторое время колебался, не зная куда идти. И в этот самый момент услышал голос…
"Слушай!" – прошептал кто-то.
Робер резко развернулся, выхватывая меч.
Вокруг было пусто. Серые колонны стволов, пожухлая листва под ногами, прыгающая по веткам сорока.
– Помилуй нас, Святой Антоний
[220]
! – прошептал молодой рыцарь и поспешно перекрестился. Кто еще может играть такие шутки в местах пустынных и опасных, как не враг рода человеческого?
"Слушай меня!" – вновь проговорил голос, приведя Робера в ужас. Вполголоса забормотав молитву, он уверенно зашагал в том направлении, где находится Париж.
Там, в одном из самых крупных командорств Ордена, ему помогут!
Следуя за рыцарем, словно хвост, продолжала верещать сорока.
14 января 1208 г.
Иль-де-Франс, окрестности города Мант
В первый момент Робер решил, что перед ним – видение, внушенное дьяволом: далеко впереди, с трудом пробиваясь через рассветный сумрак, ярким оранжевым цветком пылал костер.
Но после молитвы и крестного знамения он не пропал, и рыцарь, стараясь двигаться как можно тише, направился к пламени. Идти бесшумно получалось плохо, от усталости болело все тело, и ужасно хотелось спать. Под ногами то и дело трещали ветви, а один раз, запнувшись о корень, он едва не упал.
Неудивительно, что когда рыцарь добрался до костра, то около него никого не было. Потрескивали в огне дрова, да валялась драная рогожа, только что явно служившая постелью.
– Во имя Господа выйди, добрый человек, – сказал Робер, понимая, что прятаться смысла больше нет. – Клянусь Святым Крестом, я не причиню тебе вреда!
– Вот так встречу мне послал Святой Иларий
[221]
! – прозвучал молодой и звонкий голос. – Рыцаря, который клянется не причинять вреда! И это в те времена, когда о злобе Гуго де Пюизе
[222]
знает каждый от Реймса до Турени!
– Я никогда не слышал об этом человеке, – сказал Робер, выходя на освещенное место. – Но верю, что Господь не простит ему грехи!
– Клянусь Святой Женевьевой! – в молодом голосе зазвучало удивление. – Рыцарь Храма!
Из полумрака с противоположной стороны костра выступил худощавый стройный юноша. В руке его блеснул нож, который он, впрочем, тут же спрятал под одежду, напоминающую священническое одеяние.
– Странно встретить брата твоего Ордена здесь! – сказал юноша, и светлые глаза его сверкнули озорством. – Или мы в Заморской Земле, среди сарацин?
– Меня зовут Робер, – сказал молодой рыцарь, пряча клинок в ножны. – И если ты позволишь, то я погреюсь у твоего костра!
– Что изменилось бы, не дай я своего позволения? – юноша, явно относящийся к числу голиардов
[223]
, пожал плечами и махнул рукой. – Присаживайся! Имя мне – Ламбер из Фландрии, и принадлежу я к славному братству scolares parisienses
[224]
, то есть – студентов)!
Робер присел, протянул руки к пламени. Живительное тепло охватило пальцы, побежало вверх по предплечьям. В тот же момент от слабости все помутилось перед глазами, и нормандец ощутил, как теряет равновесие.
– Э, рыцарь, да ты едва стоишь на ногах? – словно откуда-то из-за стены донесся голос школяра. – Ты голоден?
Робер вздрогнул, цепляясь за остатки сознания, заставил себя вынырнуть из окутывающей голову туманной мути. И увидел кусок грубого ячменного хлеба, который протягивал ему Ламбер.
– Подкрепись, – проговорил тот. – Если этого мало, то у меня есть сыр, а чтобы запить, найдется доброе вино!
– Да благословит тебя Господь, – после минутной паузы, во время которой гордыня боролась с голодом, Робер взял хлеб и принялся медленно жевать.
