И вот вдруг потрясающие открытия обрушились на нее. Первое – что Феликс преступник, а второе – что Егор по-прежнему любит ее. Кира была наивна, однако не глупа, и прекрасно поняла, что Егор уничтожил Феликса не только по долгу службы, но и чтобы отнять у него Киру, вернуть ее. И эта мысль, счастье от этой мысли затмевали все. Если он так поступил, значит, в самом деле любит ее, считает ее достойной себя, несмотря на то что она натворила, готов ради нее подвиги совершать – и уже совершил! Так зачем ей разрывать сердце себе и ему? Надо просто смириться – смириться с тем будущим, которое их ждет.
Егор привез ее домой, помог выйти из машины и сам, без палки, тяжело ступая, дошел до крыльца. Михаил Иванович немедленно потребовал, чтобы Егор ему и Таисии Александровне рассказал все, как было, и отказов никаких не принимал.
А Кира пошла на кухню. Она и забыла, когда ела в последний раз, и сейчас вдруг такой аппетит нагрянул!
Она отрезала себе уже бессчетный кусочек сыру, когда в кухню вошла Катерина – как обычно, со стаканом в руке:
– С приездом, Кир!
Они поцеловались.
– Ну что? – отрезая себе тоже сыру, спросила Катерина. – Значит, счастливое воссоединение влюбленных состоялось. Ты и Егор теперь вместе навеки. – В голосе ее звучала какая-то злая ирония.
– Катя, я ничего не знаю, что будет и как, – тихо проговорила Кира. – Но пойми – если Егор скажет, я пойду за ним куда угодно, босая, по снегу… Понятно?
Она боялась, что сестра скажет, по обыкновению, какую-нибудь насмешливую гадость, однако та вдруг расплакалась:
– Вот счастливая ты! А у меня счастья нет! Где мое счастье, покажи? Где оно спрятано?! Нет его у меня и не будет!
И бросилась прочь из кухни, едва не сбив с ног Егора.
– Егор… – чмокнула его в щеку. – Поздравляю! Счастья вам!
И уныло побрела прочь.
Егор вошел в кухню, прикрыл за собой дверь и взглянул на Киру:
– Значит, говоришь, босая и по снегу?
– Ты что, подслушивал? – испугалась она. – Ты не должен был…
Отвернулась смущенно. Егор осторожно поцеловал ее в шею:
– Не должен, а обязан!
Кира обернулась:
– Я тебя люблю.
И первая его поцеловала.
* * *
К вечеру Катерина, наревевшись и немного поспав, сидела на кухне и, бездумно водя вилкой по клеенке, напевала:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой…
Эта песня к ней что-то прилипла неотвязно, Катерина пела, даже не думая о том, что, собственно, так тоскливо поет.
В общем-то, жизнь кончилась. Бар она, считай, потеряла, потому что под такой «крышей», как Стасик, в жизни не останется. И вовсе не потому, что он жесток, жаден и только тянул бы из нее деньги, а потому, что выдал ее Косте. И в какой момент! Кто знает, что он сказал бы дальше, что могло бы случиться, если бы не появился этот гнусный Стас…
И тут, словно вызванный ее мыслями, ее тоской, на кухню вошел Константин. Не говоря ни слова, достал из холодильника бутылку пива, налил в стакан.
Катерина исподтишка наблюдала за ним. И вдруг запела погромче:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далеком,
Буду тебе женой…
Константин только хмыкнул, поставил стакан и пошел было из кухни, но Катерина, вскочив, преградила ему путь:
– Ладно, зайдем по-другому…
И снова запела:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далеком,
Буду тебе сестрой…
– Да у меня уже есть сестра, – развел руками Константин. – И даже две племянницы!
– Незадача, – пробормотала Катерина и вдруг бросилась к нему, схватила за руки, закружила в танце, распевая:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далеком,
Буду тебе чужой…
Константин смотрел на нее со странным выражением… Катерина осеклась, опустила руки:
– Так, это мне самой не подходит…
И устало оперлась руками на стол.
Внезапно Константин подошел, чуть приобнял ее, поцеловал в голову.
И ушел.
Катерина обернулась с внезапно проснувшейся надеждой. Что значил этот поцелуй? И этот взгляд? И то, как сильно он сжал ее плечи, как неохотно отпустил?..
А вдруг… вдруг он простил ее?
И Катерина пропела задумчиво:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далеком,
Буду тебе женой…
Да!
* * *
Вечером Константин сообщил отцу о том, что наутро уезжает.
Таисия Александровна уронила спицы, а Михаил Иванович печально спросил:
– Опять труба зовет?
– На этот раз бизнес, – пояснил Константин. – Я откладывал, откладывал, но я ведь на партнера дела сбросил, а так не годится.
– Ну да, – понимающе вздохнул отец. – Бизнес, бизнес…
– Батя… – нерешительно проговорил Константин, – а может быть, вы с Таисией Александровной все же согласитесь поехать со мной?
Она тихо усмехнулась, а Михаил Иванович уточнил:
– В Америку?!
Константин кивнул.
– Х-хе, – усмехнулся отец: в страшном сне не мог себе такого представить!
– Ну а что? Ну а что, бать? – разгорячился Константин. – Ну, нормальная цивилизованная страна! Ну а тем более здесь-то что? Здесь бандитизм, рэкет, разборки, инфляция… Тут как будто и страной вообще не управляют!
– И зачем ты мне это говоришь? – сердито сказал отец. – Это все видят, и я – тем более. Вот сердце и разрывается. До смешного… Строили первое в мире народное государство! А получили?!
Константин устало вздохнул. Сказал успокаивающе:
– Ну да, бать, когда-то была правильная, хорошая идея, но позже-то в нее никто не верил…
– Я верю! – прервал отец. – И всегда верил!
– Знаю, – кивнул Константин. – И тем глубже твое разочарование!
– Как бы то ни было, – категорично сказал Михаил Иванович, – я с тобой не поеду, сын. Я родился на этой земле и умереть хочу здесь же.
– Да знаю, знаю, – вздохнул Константин. – Если Говоров что-то решил, то переубедить его нельзя! Таисия Александровна, может, вы уговорите?
Она с улыбкой глянула поверх очков и покачала головой:
– Нет, Котя. Миша все правильно решил – никуда мы не поедем.
