Да дверь открыла
Кроткая моя подруга Ночь.
Во двор водила.
Там на камне у ручья,
Где молчат грозы,
Тень кручинилась одна,
А с нею звезды.
Alkonost
Алое солнце, словно тлеющий уголёк, медленно угасало, закатываясь за окоём леса. Сизые сумерки охватили величественный город Саркил, что возвышался на крутом берегу над лентой зеркальной воды. Громадный деревянный тын имел башни-вежи, высилась и колокольня, в случае тревоги били в набат. Уже три капища встретила Влада по пути. Впрочем, она с матушкой не раз ездила на ярмарку к стенам города. Правда, в самом детинце не довелось побывать ей. Но сколько себя помнила, стольный город всегда покорял могуществом и величием. По сравнению с её родным острогом Калогостом, гнездом перепелиным, Саркилская твердыня представала перед Владой гнездом соколиным. Посад же открывался взору россыпью построек, раскинувшихся по берегу беспорядочно. Ближе к стенам — избы жилые, с амбарами, хлевами, срубами, а у кромки реки громоздились клетушки ремесленников. Пристань полнилась ладьями с красными и белыми парусинами, а сети рыбацкие, как паутина, по берегам раскинуты. Повсюду горели костры, и дым, поднимающийся над городищем, сгущался в небе туманным смогом. Звенели кузни, лаяли собаки, блеяли овцы, слышались людские голоса, и, вместе соединяясь, рождали один единый гул. И от этого всего необъятного голова пошла кругом, да и притомилась Владислава с дороги. Непривыкшая она находиться в седле так долго. Хорошо, что к ночи поспели прибыть. Она уж и не чаяла прилечь отдохнуть.
Князь Будевой так и не обмолвился с Владой словом, на привалах не удостоив дочь даже взгляда. И сейчас пустил коня вперёд всех, подгоняя вереницу, спеша поскорее добраться до родного порога. Весь путь Владислава наблюдала его ровную стать. И теперь смотрела, глаз не сводила. Чёрные волосы чуть ниже плеч взбивал ветер, ворошил корзно, плащ хлопал по крупу мерина. Влада даже немного свыклась с тем, что сопровождает князя, но ещё не приучилась называть Будевоя, этого сурового, грозного воина отцом. Вот в кого у неё угольные волосы. Обычно у калогостовских косы льняные, пшеничные или золотистые, как мёд. Даже русалки имели шелковистые светлые пряди. Но у Влады же они чёрные, словно всё дурное ушло из её крови и напитало косу.
Владислава смотрела на Будевоя и думала обо всём этом. Она могла бы прочесть заговор, чтобы отец повернулся, но усилия лишь истощали. Да и нужен ли ей его взгляд? Совсем нет. Так даже спокойнее, что он в стороне от неё.
Владислава вспомнила о княжиче Мирославе. Мысли о том, что вскоре она распустит свою девичью косу и разделит её на две, принесла неподвластное Владе волнение, обжигающее и холодящее одновременно. Теперь она будет мужняя... А ведь в Саркиле иная традиция сватовства, нежели в Калогосте. И традиция чуждая Владе. Жених не должен видеть невесты, как и невеста — жениха. Так было заведено среди боярской знати и богатых княжеских родов, и связывали своих чад по равенству. Если жених богатый, то и невеста должна быть не нищенкой. Строго соблюдалась чистота крови. Байстрюков[1] не признавали. А значит, не стоило ждать ей одобрения со стороны, добровольной сговоренности и добрых напутствий.
Да, видимо, правда Будевой был влюблён в матушку, раз захотел взять её под венец, переступив всякие коны…
И знала Влада, что сердца молодых не всегда по любви скреплялись узами, коли жених и невеста виделись лишь в день торжества, а точнее в ночь, когда уходили на брачное ложе. Только тогда молодец снимал с лица девицы плат... Поэтому между девицами и юношами редко разгоралась любовь. Если терпеливы, поживут друг с другом год другой, обвыкнуться, то возможно, с годами придёт. Видимо ждала её та же участь.
Владиславу пробрала зябкая дрожь, но то не от холода, который, впрочем, уже обнимал за плечи, а от волнения.
В родном же остроге девицы и юноши сходились по обоюдному сговору. На Купалову ночь заранее влюблённые договаривались, как бы им вместе через купальский костёр прыгнуть, венок успеть надеть прежде, чем это сделает другой, или из хоровода ловчее и быстрее выдернуть ладушку свою. Всё по доброму согласию, всё в срок, иначе боги прогневаются и накажут. И только после ночи любви многие пары, скрепив свои чувства огнём, водой, небом и землёй, шли под венец, да не сразу, а к зиме старались ближе. А за то время ожидания невеста сама шила себе платье свадебное, и это обязательная для неё задача. Вначале зимы и свадебку гуляли, как раз в день покрова, когда земля-матушка белым инеем покрывается, словно невеста. Когда встречаются осень с зимушкой — благодать для крепких уз. Греют в холода морозные друг друга жених и невеста любовью страстной, она от того только крепче становится. Старейшина Славибор так и говорил, кто в покров свадебку шумит, тем сама удача сопутствует, богиня Лада покровительствует, неся молодым лад, мир и любовь.
А тут… до купальской ночи далеко, а она, Влада, уже мужняя. Всё Владиславе не по её было. Не так, как мечталось ей, не по обычаю и традиции, не по её воле, не по зову сердца, а всё с ног на голову. Сама не своя и не сознавала она, что кругом творится, нет времени даже обдумать всё хорошенько, хотя было — по дороге, но назло внутри Влады пусто и холодно стало, как на поле в заморозки.
Руки Владиславы быстро похолодели, а лицо наоборот полыхало огнём, словно она у печи жаркой. Под сердцем леденело всё сильнее в предчувствии встречи с княгиней Будевоя и дочерями его. Может, князь по благоразумию поступит и не покажет дочь свою? Да и княжич, когда приедет? Или же в хоромах он уже, ожидает?
И так ей не по себе стало от дум беспокойных, что пропустила Влада, как подобрались они к самым воротам дубовым. Тогда огляделась она, но в потёмках мало что увидела, солнце-то румяное давно опустилось. Кругом тени построек, высоченные хоромины в два, а то и в три жилья, с высокими крыльцами и лестницами. Издали они казались не так громадны и мощны, нежели вблизи. Миновав их, вся княжеская свита въехала на обширную площадь. Замелькали факелы, залаяли цепные псы, засуетились слуги. Князь вернулся! И вернулся не один, а с дочкой своей… Стража в бурых кафтанах забегала вокруг князя, все при оружии, с секирами, топорами.
— Приехали, — пробасил кто-то рядом.
Владиславу подхватили сильные руки ратника и опустили наземь. Она пошатнулась, не чувствуя тверди под собой, ноги стали будто тряпичные. Тут же рядом оказались Млада и Квета, лица бледные, напуганные. Неужели Влада также выглядела?