— Не одной тебе ворожить, — тут же отозвалась Полеля, но Купава больно пихнула подругу локтём под бок, заставляя притихнуть.
— Да погоди ты вопросы свои задавать, — обратилась к Владе посерьёзневшая Купава. — Поговорить бы нам, отдохнуть с пути-дороги, поесть... — Купава медленно скосила глаза в сторону Званы, давая понять Владе, чтобы челядинка поскорее оставил их наедине.
Влада, вспомнив о холопке, встрепенулась.
— Более мне помощь не нужна, сама справлюсь, — сказала она немного резче, чем ей хотелось бы, и, смягчаясь, добавила. — Спасибо за всё, Звана.
— А как же гости? Расположить бы их.
— Здесь они останутся, заночуют подле меня.
— Хорошо, княженка. Коли что нужно будет, кликай.
Звана поклонилась в пояс и благоразумно скрылась за дверью, плотно прикрыв её за собой.
Полеля и Купава тут же, как только ушла челядинка, схватили за руки Владу и наперебой зашептали:
— Владка, обманули тебя, запутали.
— Жених-то твой из Кавии, Мирослав Святославович, говорят, что проклят он.
Внутри Влады так и упало всё.
— Как проклят?
— А вот так.
— А Князь Будевой за тебя, за невесту из рода русалочьего, плату высокую получил, не сколько-нибудь, а пуд золота, — прошептала Полеля, хмуря светлые брови, вытаращившись на Владу.
— Да погоди ты! Не это главное, — шикнула на Полелю Купава. — Княжич, может, и не проклят, но, говорят, в походы не ходит, никуда не ездит, за стенами сидит, в общем, недужит он болезнью страшной.
— Недужит? — растерянно проговорила Влада, даже не зная, что страшнее из этого.
— Да проклят он, — передёрнула Полеля.
— Занедужил! — фыркнула подруга.
— Да какая разница, всё одно, — смирилась Полеля, не выдержав напора грозной Купавы.
— Влада, ты нужна ему, что бы проклятие то снять. Сказывают, что только обавница из русальего рода это и может сделать. Святослав по всем весям искал такую деву много месяцев, с осени! Вот и нашёл. Ой, доля-то твоя горькая, Лада-богородица, за что такое несчастье, — заголосила по-бабьи Полеля.
Купава только свела рыжеватые брови и, скрестив руки на груди, терпеливо молчала.
— Слухи это всё, не правда, — отрезала Влада, отказываясь верить. — Оговор. Зависть чужая.
Владислава даже не могла понять, что больше её огорчало — что Будевой продал её, словно рабыню на торгу, или же что свяжется она узами неразлучными с проклятым княжичем? И то и другое выше её сил и понимания было.
— Мы тоже не поверили. Но князь-то тебя неспроста искал. Сам за тобой поехал. Подумай, Владка, зачем ему это сейчас? Мог и ранее тебя найти.
— Да только не нужна ты ему была... — подхватила Полеля, которая не скупилась на лишнее словцо.
Отвернувшись от подруг, Влада часто и глубоко задышала. А она-то напридумала себе… обомлела, обрадовалась слову доброму. Как дура, помчалась с князем, возомнив о себе невесть что. Владе сделалось дурно, так и подступил ком, и съеденная каша грозилась оказаться на подоле рубахи.
— Влада, что делать будешь? — позвала Купава и коснулась легонько плеча её.
— Понравились нам витязи. Мы-то за тобой и поехали, следом твоим. Малюту купца просили, чтобы с собой на ладью взял, а там люди торговые, по городам странствующие, они-то и поведали всё, — запричитала Купава.
— Как же жить с проклятым-то? — вставила Полеля. — Жуть какая.
— Ну, чего молчишь, Владка? Скажи хоть слово! Что делать станешь?
— А что сказать? — ответила Влада приглушённо. — Воля князя — она для всех равна, против неё не пойдёшь. Если убегу, то накажет матушку он. Коли из-за злата всё, значит души в нём нет, и сердце у него чёрное.
— А как же княжич Мирослав? — всхлипнула разволнованная Купава, будто не Влада под венец идёт с проклятым, а сама она. — Что у него за проклятие-то такое страшное, что волхвы извести не могут?
Влада повернулась, медленно перевела взгляд на посмирневшую Полелю и расстроенную Купаву.
— Завтра вся знать Кавии приезжает, и княжич этот… Для начала погляжу на него. И узнаю, какое на нём проклятие и есть ли оно вообще.
— Добрый хороший человек проклятым не будет ходить, значит, прогневались на него светлые боги, — не успокаивалась Купава. — Ох, беда…
— Может, поворожить, через Велесово око на него посмотреть? — вдруг предложила Полеля.
И Влада загорелась, а мысли лихорадочно так и зароились в голове. Зеркало есть, свечи есть, травы… травы, можно Звану кликнуть, принесёт. Нет, погоди ж…
Княженка нахмурилась.
— Не выйдет. Толку не будет. Так проклятие не почувствуешь… зеркало искажает всё. Отражение мёртвое, тепла не передаст. Да и ворожить в хоромах князя, когда рядом дочери его, жена… Нет, дождусь зари. А там виднее будет…
Влада глянула в окно, за которым сгустилась темень непроглядная, ни зги не видать. Слишком устала она, чтобы думать, всё навалилось разом, и тяжко стало на душе, что дышалось с трудом ей.
— Вы, наверное, проголодались с дороги, — обратилась она к притихшим подружкам. — Вот тут еда ещё не остыла, садитесь. Ночуете здесь, со мной. А завтра я князю скажу, что со мною вы останетесь, — княженка прошла к ложу своему.
— А если не согласится? — испугалась Полеля.
— Согласится, — твёрдо ответила Влада, опустившись на воздушную перину, и задумалась крепко.
[1] Байстрюк — внебрачный ребёнок.
ГЛАВА 5. Сборы
Собирались на битвы жестокие
Славных ратей ладьи крутобокие —
Дрогнет враг пред стальною дружиною,
Лишь пройти бы тропой лебединою.
Alkonost
Перед свадьбой жениху по обычаю положено сидеть всю ночь в бане. Мирослав парился один, в полном молчании. Топить пришлось тоже самому, ибо никто в эту ночь не должен его тревожить.
Поворошив кочергой угли, княжич плеснул на раскалённые камни ковш кваса. Тот запенился, зашипел, обволакивая Мирослава густым, горячим паром. Бессильно рухнув на лавку, покрываясь потом, он закрыл глаза. Но дремать нельзя, не то исполосует нежить вениками берёзовыми до смерти. Кожу сдерёт, забив ей щели пола.
Мирослав сдёрнул повязку с плеча, открыв глубокий порез, который начал затягиваться. Сильная Веденея знахарка. Перед внутренним взором предстали чёрные глаза отшельницы, такие проникновенные и палящие, как эти самые угли в печи, и по телу разлилось неистовое вожделение. Сюда бы её, на лавку. Желание не утихло и подбрасывало самые откровенные образы. Он представил отшельницу, окутанную в белый влажный пар. Вообразил налипшие волосы на плечах и лице её, испарину на лбу, пышную белую грудь, бёдра… и вскоре от таких мыслей плоть потяжелела.