Теперь понятно, почему Полеля так легко обольстилась княжичем, и сама Влада оказалась под чарами, и было бы с ней тоже самое, что и с подругой, окажись она в бане вместо Полели. Едва не отомстила подруге за княжича. Ясно теперь, почему каждая девка покорялась ему по одному только взору. В этом виновато не проклятие вовсе, а другое — в княжеском роду была русалка. Влада не поняла бы этого, если бы не обручья, которые стягивали запястья Мирослава.
Знать он сам не ведает о силе своей неуёмной, от того собой не владеет, а сила его мужская растекается. Но как же княжеские волхвы? Почему не узрели? Однако Влада, вспомнив пророчество ведуна на обряде, всё поняла. Прорицатели видели лишь образ, огонь чёрный, не могли вслух уразуметь и облачить в слово, истолковать, как следует, дар его.
Влада заметила движение на берегу, повернулась. Статная фигура княжича стремительно, как ястреб в полёте за жертвой, близилась.
Больше не думая ни о чём, Влада кинулась в недра прохладных вод, подняв тучу брызг. Распугивая сомов со дна, она пошла вниз, пробираясь через лопушистые заросли водокраса, что опутывали колени и лодыжки. Ступая по мягкому песчаному дну, всё больше погружалась, пока вода не дошла до пояса, потом до груди: тёплая и мягкая, только на поверхности, но на дне били ледяные родники. Влада зашептала, чётко проговаривая слова заветные:
— Шла русалка лесной дорожкой, оцарапала нежную ножку, а из ранки той да не кровь-руда, а из ранки той да чиста вода. Да чиста вода та ручьем текла, да по всей земле та вода прошла.
Влада, сглотнув, обернулась.
Мирослав, проскочив овраг, кинулся к кромке берега.
— Да на остров тот, да на тот Буян, на Буяне том да высок курган. На кургане том камень-алатырь лежит во всю ширь. Не поднять его, не свернуть его, пока род людской на земле живет. Как под камень тот утекла вода, а за ней тоска-хвороба легла. Да будет так и так будет!
Княжич, в чём был, прыгнул в русло. Влада резко выдохнула, когда тот, подхватив её за талию, поволок к берегу.
— Ты что задумала??
Сердце Влады отмерло и загудело так, что казалось в самом горле.
— Я… Ничего.
Верно княжич подумал не то.
— Неужели так не хочешь в жёнах ходить при дворе княжеском, что решила в омут с головой? Зачем сбежала? — голос Мирослава был мягкий, но таил в себе лютый гнев, готовый вот-вот вырваться.
Выбравшись на сушу, он выпустил её. Полы нарядного кафтана его вымокли, впрочем, как и её платье. Влада облизала влажные губы, отёрла шею, по которой неприятно стекали холодные брызги. Мирослав смерил её разъярённым взглядом, от чего у Влады по спине прошла ледяная зыбь.
Но заклятие вступило в силу, вбирая в себя потоки чёрного колдовства, и Влада воочию видела это, ощущая нутром. Но так будет не долго, стоит покинуть реку, оно вернётся к своей жертве, впиваясь гнилыми когтями и зубами.
Влада опомнилась, встряхнула мокрыми и потяжелевшими косами: непривычно носить две. Княжич всё ещё ждал ответа.
— Душно в тереме… — только и сказала Владислава.
Мирослав усмехнулся.
— Поэтому решила утопиться? Или с русалками захотелось поплавать? Скажу тебе, не самая лучшая затея.
Влада гордо вскинула подбородок, видя, как в глазах княжича заплескалась прежняя насмешка, коя царила в очах его ещё на капище. А губы его, красивые, как у самого молодого Ярилы, искривила ухмылка, так же он ухмылялся, когда поднимал её плат. Были ли это русалии чары, или впрямь Владе казалось, что Мирослав так красив, разобрать она не смогла.
Она шагнула в сторону княжеского двора, намереваясь возвратиться обратно в терем, но Мирослав преградил ей путь. Обхватил плечи, крепко сжал. Влада покосилась на обручи, что мерцали при свете звёзд рунной вязью. Теперь не оставалось сомнений, что в роду его была русалка. Он же вновь истолковал её жест неверно, ослабил хватку, но из рук не выпустил. Сквозь тонкую ткань она чувствовала горячие руки его, от них исходили жар и тепло, то самое которое она ощущала на капище. Но не успела Влада опомниться, как ладони его неожиданно скользнули вверх, нежно огладили плечи её, шею, обхватили грудь, сжали. Завороженно смотрела на него Влада, чувствуя, как колышется всё внутри, разливается сладкой истомой, но вида не показала. Тогда княжич приблизился и склонился так, что пламенное дыхание его обожгло щёку, согрело. Мирослав едва коснулся губами жилки за ухом, но этого хватило, чтобы голова Влады поплыла.
— Говоришь… душно там… — прошептал он горячо на ухо, сжав толстую косу в подрагивающей от возбуждения руке.
Она только теперь оценила, как далеко смогла убежать. Детинец высился на холме, окружённый лесом с одной стороны и с другой — огибаемый рекой. Посад мерцал сотнями огней да кострами. И оттуда не добирался ни единый звук, будто не пировала княжеская знать, не играли свадебку. Лишь стрекотали сверчки, да вдалеке гудели лягушки. Глушь лесная подступала к городу. А значит, с берега их не мог никто разглядеть. И хорошо…
— Что же, сама виновата, что первая брачная ночь случится не в опочивальне княжеской на мягкой перине, а здесь в сырой траве, да средь комаров, под пение лягушачье, — усмехнулся он. — Так что потерпеть тебе придётся, княжна, — с этими словами Мирослав накрыл её губы своими.
Они оказались сухими и тёплыми. Целовал, не торопясь, разжимая её губы. А под сердцем Влады робко сворачивался клубок желания. Потянуло истомой низ живота — так и подогнулись колени. Тело её само отозвалось на обжигающие прикосновения княжича. Теперь он её удерживал, лаская и оглаживая, настойчиво, но неторопливо. И прикосновения Мирослава наперекор её бунту были приятны, и устоять супротив его необузданного желания непосильно для Влады, и могла она только подчинится. Он отстранился для того, чтобы стянуть сапоги, полные воды. Скинув с себя кафтан, бросил на траву рядом с собой, под сень невысокого куста вереса[1], подхватил Владу, опустил на мягкое влажное ложе.
Мирослав щедро покрывал лицо, шею, грудь поцелуями, погружая Владу в блаженную круговерть, обжигая своей кипучей страстью. Она глядела сквозь ресницы, сквозь сплетения ветвей в глубину тёмно-сизого неба, где холодно мерцали далёкие звёзды. Влада вспомнила о том, как княжич точно так же страстно и неистово целовал Полелю. Но мысли её оборвались, когда Мирослав собрал её мокрое платье на поясе, оголил бёдра. Речная прохлада прокатилась по телу, заставляя Владу покрыться мурашками. Сплетя её пальцы со своими, Мирослав навис над ней, заглядывая в глаза туманным взором своим, не позволил Владе более думать ни о чём… Влада почувствовала его внутри себя. Однако это оказалось ещё не всё. И только тело знало, что нужно делать, отозвалось, поддаваясь вверх, стремясь поскорее соединиться с чем-то незримым, но неистово желанным. Сжав крепче её бёдра, Мирослав плавно вошёл глубже. Хотя Влада и была готова испытать короткую боль, всё же вцепилась в плечи княжича, немного отстраняясь. Мирослав успокоил её поцелуями, стал двигаться мягко, ненапористо, пока резь не ушла совсем, бросая Владу в бурлящую пучину ещё непознанных ей чувств. Она лишь слышала сбившееся дыхание Мирослава, ощущая под ладонями, как напряжено играют мышцы на плечах и спине, а серые его глаза смотрят неотрывно и исступлённо. Влада затрепетала, жадно вобрала воздух, задержала дыхание, а потом опрокинулась на траву, испустив приглушённый стон…
