«И как вырос тут такой великан?» — подивилась Влада, обходя и осматривая древо с раскидистой тяжёлой поветью из молодых листьев. Приблизившись ещё, Влада ощутила такую мощь и волну тепла, что её ударило в грудь, едва не оттолкнув невидимой рукой, пронзая тысячами иголок. Перетерпев, она ощутила, как по телу раскатывается и заплетается чудными узорами сила.
Если бы Оногость видел его, то обязательно сделал бы это место священным, выложил бы и алтарь, преподнёс бы дары. Больше не медля, Влада скоро стянула рубаху, бросила на куст ежевики и, встряхнув волосами, подступила к древу, обхватила руками. Прижалась всем телом, чувствуя грубую шершавую, но тёплую кору. Прохлада леса обнимала приятно её голые плечи и бёдра, а к животу начали стекаться тугие потоки жизненной силы, пробуждая в ней былую мощь. Влада закрыла глаза, позволяя прохладным ручейкам бежать сквозь неё и уходить в землю через корни дуба и одновременно вверх, через ветви — в небо. И сделалось ей так хорошо и упоительно, что замерла, в потоке блажи позабыв, где она и куда следует. Губы сами собой зашептали заветные слова, которым учила её матушка.
— Мать Сыра Земля, уйми тоску кручинную, — Влада ступила по земле, обходя дерево, подступая с другого бока.
— Род-отец, поглоти ты чёрную силу в бездну кипучую.
Прошла к другой стороне, где мха на дубе было больше, обратилась:
— Макошь-матушка, утоли ты ненастье, уйми напасть.
Ещё шаг.
— Дерево-дуб, забери слово злое колдовское, возврати доброе родное.
Влада остановилась, погладила грубые и рыхлые борозды коры, вдыхая слегка горьковатый запах желудей. Закинула голову. В густой кроне мелькали лесные птицы. На Владу снизошла такая благодать, что, коснувшись губами коры, она прошептала горячо:
— Макошь, не раз обращаюсь к тебе, не раз совета прошу. Не оставь и теперь. Скажи, да весь путь мой покажи, имя врага мне укажи, кого бояться, кого остерегаться, с кем дружбу водить, а кого за дверь спровадить. Как зло утопить и жизнь чужую возродить.
Влада замерла, дыхание затаив. Шелестела мокрая от росы листва, изредка потрескивали вековые стволы. Дремучий лес безмолвно окружал и глушил слух, что осталось только биение собственного сердца. Влада вслушалась в глухие удары его и простояла так незнамо сколько.
— И как звать тебя?
Распахнув ресницы, Влада ахнула. Разомкнув руки, отпрянула от ствола дуба. Перед ней на бугорке стояла зеленоглазая дева с длинными волосами цвета лесного ореха, в светлой до щиколоток рубахе, подпоясанная веревкой, а на поясе гребень костяной и рог. В том, что пред ней стояла лесная берегиня, Влада не сомневалась, глаза те имели особое зелёно-голубое, как у смарагд-камня[2] свечение.
Придя в себя, Влада преклонила голову.
— Владиславой матушка-Омелица нарекла.
— Раньше не видела тебя, — оглядела её дева с пристальным вниманием.
— Издалека я пришла, с Зеленолесья, там моя родина и дом.
— А сюда как забрела? — забеспокоилась хозяйка леса.
И понятно, почему, оберегает свои владения от чужаков.
— Не одна я, — призналась Влада. — На отшибе, на дворе постоялом, дружина княжеская заночевала. С ними я пришла. Путь держим в Кавию, он пролегать будет через острог Аксель, что в пятидесяти верстах отсюда будет.
Лесные берегини — не русалки, в омут не утянут. Считалось большой удачей встретить такую. Знать приглянулась ей чужеземка, теперь покровительствовать станет.
— Про Аксель знаю — это владения мои, и до самой реки Солки они простираются. Только не вовремя вы в путь-дорогу отравились, — нахмурилась берегиня.
— Почему?
— Душегубы ныне в лесах таятся, кровью землю поливают да деревья зелёные. Ты просила показать на врагов, вот и упреждаю. Уж как только не гоню их — не уходят, проклятые, всё не одолеть мне их, чёрным колдовством те защищены. Какая злая сила привела их, разведать бы мне… Знаю, что охоту ведут, а на кого — не ведаю, это в тайне держит вожак…
Влада сглотнула, а внутри так и заворочалась колючая тревога. А ведь сказывали, что путь безопасный. Может, берегиня попутала что?
— А я слышала, что враги на реке Сегенее таятся.
— Здесь татей тоже тьма, — отрезала берегиня.
Влада, осмелев, подступила к деве ближе.
— Как бы точно узнать мне, где именно они таятся?
— А как тут узнаешь? Ныне они у озёр, через миг в чаще лесной, на месте не сидят окаянные, всё костры жгут, зверей да птиц губят, белорыбицу из рек вылавливают без чина, без спроса да подношения жертвенного. Вольничают, поганые, уж не чаю, когда сгинут они в болотах.
Влада досадливо прикусила губу.
— Но коли надо, могу упредить, — отозвалась берегиня, наблюдая на лице Влады хмурость.
— Спасибо тебе, отблагодарю за помощь твою.
Только улыбка скользнула на устах берегини.
— Ничего мне не надо. Кровь в тебе древнего рода, а своим детям мы помогаем.
Кто это были «мы», Влада не решилась спросить и оставила эту затею.
Дева вдруг встрепенулась, округлила и без того бездонные огромные глаза и шепнула:
— Прячься скорее, — и тут же растаяла, оставив после себя зеленоватый туман, который быстро развеялся по воздуху.
Сердце Влады зашлось от удивления и страха, она скользнула за дуб, тесно прижавшись к стволу, затаилась, всё своё существо обращая в слух. А может, просто девки ищут её, небось спохватились уже давно.
«Рубаха!» — опомнилась Влада, но было уже поздно, послышался густой хруст веток, а потом всё разом стихло. Холодной змеёй по спине пополз страх. И кто это может быть? Если ищут её, почему молчат, не окликают?
Влада осторожно, пядь за пядью стала выглядывать из-за дерева, затаивая дыхание, боясь выдать себя. Берегиня предупредила, что тати колдовством владеют и учуять её могут вмиг, раз уже нашли след. Так и забилось под грудью отчаяние. Выхватила взглядом рыжие стволы, еловые тёмно-зелёные ветви, кусты орешника, низкие шипастые заросли ежевики и...
Влада облегчённо выдохнула. От сердца так и отлегло, что едва она не рухнула наземь, ноги сделались мягкими, и Владе пришлось опереться о дерево, держась за него. Как же напугалась.
