Проснулась Влада от треска и не сразу поняла, где она находится. Вокруг всё черно, а она закутана в меховую шкуру. Сквозь туман в голове различила полог палатки, через который просачивался оранжевый свет от очага. Тихо поднявшись, откинула его, выглянула наружу. У костра в одиночестве сидел Добран. Голова его была опущена, руки напряжённо сцеплены в замок. От увиденного сердце сжалось.
Закутавшись в шкуру, Влада подумала немного и всё же покинула своё укрытие, направилась к очагу, бесшумно ступая по мягкой траве. Добран поднял голову. В пустых глазах его влажно мерцали отблески огня. Он молча пронаблюдал, как Влада приблизилась и села подле очага.
Двоих ратников Влада разглядела у реки, те стояли в дозоре, остальные мирно спали рядом с огнём. Влада поёжилась. Чем больше сон уходил, тем сильнее жгла её тоска, пока воспоминания о минувших бедах не достигли самого сердца и не накрыли её полностью, заставляя переживать всё заново. Где сейчас Дарён? Что с Мирославом?
По звёздам и нарождающемуся месяцу поняла, что ещё только полночь — до утра далеко. Ожидание превращалось в муку, так бы кинулась она в лес, если бы не Добран.
— Хочешь есть? — спросил внезапно он.
В самом деле, за вчерашний день у неё во рту и маковой росинки не было, но есть не хотелось. Влада покачала головой.
Добран нагнулся и подобрал с земли пояс. Тут-то Влада спохватилась. Кожаного пояса на ней не оказалось.
— По ковке оружия легко понять, что такую сталь куют только чужаки, — ухмыльнулся он. — Это... его?
Влада облизала пересохшие губы, кивнула.
Добран ухватился за рукоять, выдернул. Широкое лезвие, запятнанное высохшей кровью, засверкало в свете костра, отражаясь в туманных глазах боярского сына.
Добран нахмурился, в мокрых глазах его распалялся гнев.
— Ты ведь из рода русальего, — начал он, обращая на Владу потемневший взгляд.
Влада вновь кивнула, не разумея, к чему клонит Добран.
— Купава же утопла?
— Да, — холодок прокатился по спине.
— Я наслышан, что люди севера берут в жёны русалок.
И тут-то Влада всё поняла. А через толщу помутнённого сознания вспомнила ритуал. Недаром взяла этот нож!
— Для того нужно горячо любить девицу, чтобы тепла человеческого и на русалку хватало. Жить за двоих, чтобы распалить в ней чувства былые. А если же не хватит, то только горе познаешь в союзе этом.
Добран вернул оружие в ножны, сжал пояс крепко.
— Верни мне её, чародейка, — попросил он, слегка подаваясь вперёд, пронизывая Владу пламенным взглядом.
Влада моргнула. Просьба его не из простых.
— Как разберёмся с веренегами и отыщем…
— Нет, — перебил он её. — Сейчас верни!
— Не могу, — покачала она головой, вспоминая обряд древний, о коем рассказывала ей матушка. Так давно это было, что многое она не помнила. — На новолуние только… и...
— Тогда хотя бы увидеть её дозволь! — мгновенно разгорячившийся Добран застал врасплох.
— На третью ночь… а нынче только вторая, — отозвалась тихо Влада.
В глазах Добрана сверкнула надежда и радость. И сама Влада было обрадовалась, что ещё можно всё исправить, да только тут же побоялась. Вдруг Купава уже не будет прежней, не узнает её… Свою бабку-русалку Влада помнила смутно, помнила только волю её несокрушимую. Но не знала, какой была она до новой жизни своей…
Сомнение взяло.
«Если бы матушка-Омелица рядом была».
И снова Владу тоска взяла лютая — как не хватало её наставления, слова доброго, утешения и совета.
— Коли желаешь вернуть, поезжай в острог Калогост, найди целительницу Омелицу, матушку мою. Нож этот с собой возьми. Если не остынет сердце твоё... вернёт тебе матушка возлюбленную, — произнесла Влада на одном дыхании.
Добран смотрел на неё не мигая, а потом твёрдо кивнул.
— Только до Кавии доберёмся... отвезу тебя и…
— Ты видно раны своей не замечаешь, с трудом двигаешься, — оборвала его Влада, посмотрев на перемотанную грудь.
Уж чего, а пылкости в боярском сыне много.
Добран встряхнул головой, и впервые губ его коснулось улыбка.
— Верно, не замечаю.
Кто-то из гридней заворочался, заставляя стихнуть.
Заговорив о татях, Влада так и вздрогнула от омерзения. Нужно в реке прохладной обмыться. Влада поднялась.
— Я пойду... к берегу.
Добран понимающе кивнул. А потом вдруг спохватился.
— Постой, вот…
Выудив из-под полы кафтана что-то тёмное, протянул Владе. В руки ей упал дубовый гребень. Сердце её так и обмерло — Купавин.
— Тебе нужнее будет…
Сжав тёплый, ещё хранивший след пальцев Купавы гребень, Влада кинула на Добрана быстрый взгляд, коснулась своих спутанных волос, промолвила:
— Да…нужен.
— Только далеко не забредай, — попросил он.
Влада неспешно пошла прочь от костра, вниз по пологому холму. Чем ниже спускалась, тем темнее становилось кругом. Оказавшись средь зарослей рогоза и камыша, Влада удостоверилась, что была полностью сокрыта от глаз гридей, которые стояли на карауле.
Спокойная река тиха и недвижима. Широкая, не видать отсюда дальнего берега, тонущего в черноте. Ступая по мягкой глине, Влада подобралась к самой кромке воды, перетерпливая резь в ступнях, скинула накидку и бросила на громадную корягу — половина погибшего дерева уходила в воду.
Следом стянула рубаху. Раскинув спутанные волосы по плечам, Влада принялась их неспешно расчёсывать прядь за прядью. Если бы кто-то проходил мимо, верно бы спутал с русалкой. Но рядом ни души, только тишь. Речной запах поднимался с глади воды и окутывал Владу. Расчёсывание волос всегда успокаивало её, но на грудь давила беспросветная, тянущая на самое дно тревога.
«Что, если Мирослава уже и в живых нет?»
Влада мотнула головой, больно дёрнув волосы, велела себе не думать о том. Наконец, она кинула гребень поверх платья. Легко встряхнула волосами, разметав их по спине, пошла в воду, медленно погружаясь в тёплую, как парное молоко, реку, пока не скрылась полностью. Нырнула с головой и тут же тихо вынырнула, не издав никакого лишнего шума. В эту ночь Владе не страшны ни болотницы, ни русалки, да те бы и не тронули её, потому как горе Влады вода впитывала в себя, быстро наполняясь невидимой чернотой: только и шарахаться от неё. Заплыв достаточно далеко, Влада не осмелилась двигаться дальше и погребла обратно к берегу. Ступив на мягкое дно, вышла из реки. Тщательно выжала волосы, подождала, пока обсохнет тело. Всё пыталась представить себе, как завтра она пересечёт стены Кавии: что-то беспокойное и мучительное тянуло её.
