— Ты слишком дерзок, княжич. Не прощу смерть Бруна, он был хорошим воином.
Поднатужившись, Хан-Бату навалился, откинув клинок в сторону, замахнулся, но Мирослав увернулся, обошёл вождя, чтобы ударить с другого бока — не достал. Бату проворно вывернул меч, выдернув оружие из рук Мирослава, да так, что едва ли не с рукой. Не успел княжич опомниться, как в плечо вошла холодная сталь. Мгновенно грудь онемела. Бату отступил, уводя за собой окровавленный клинок.
В глазах Мирослава помутилось, колени неумолимо подогнулись, небо качнулось, как и ладья, и раненый безвольно рухнул на дощатый пол. Явь таяла медленно. Отдавались в сознании гулкие чужие голоса, которые он так и не смог разобрать, погружаясь в холодный бездонный мрак.
ГЛАВА 17. Древолесье
Нет пристанища,
Селища заброшены,
У костра угасшего
Нет спасения.
Опустели
Грады по земле:
На сто дён пути
Не сыскать живой души.
Alkonost
К Волоку Влада подошла с зарёй. Ночь слишком быстро отступила, и в рассвете тихо покачивалась трава, раскатывались птичьи трели по округе. Здешние места чужие, непривычные. Влада совершенно одна. И стоило бы побояться девке бродить в одиночестве, да только кому нужна она? Выглядит, как бродяжка. Без обуви, онучи разорвались и лохмотьями сваливались со щиколоток, к тому же пропитались кровью и были влажные от росы. А платье? Грязное и пыльное. Хорошо, что корзно Дарёна оставалось на её плечах и скрывало до земли. Косу Влада ещё по дороге хорошенько переплела и спрятала под накидкой. Осталось найти купца или торговца, кто отправится в пути своём вверх по реке Солке. Только вот чем расплатиться ей? Из всего, что было у неё — корзно княжича, да гребень Купавы. Может, попадётся кто добрый, пожалеет путницу и без платы возьмёт?
Поднявшись на холм, Влада огляделась. Ярило Светлый уж оторвался от окоёма и медленно поднимался ослепительно-белым диском над зелёно-туманными лесистыми холмами. Лентой меж зарослей и буераков в утреннем свете серебрилась река.
Деревянный острог имел небольшой посад: простые избы рассыпались к самой реке. На песчаном берегу возвышались рыбацкие лодки, ушкуи, помосты полнились народом, кто-то спешил на утреннюю ловлю, другие собирались в дальний путь, подготавливаясь к отплытию, местные же окунались в водах остывшей за ночь Солки, бабы стирали бельё.
Влада подошла к капищу. Идол возвышался воинственно средь буйной зелени и луговых цветов. Она сразу узнала в изваянии Перуна — бога грозы и силы. Даров у неё не было, поэтому просто преклонила голову в знак уважения. Богам виднее, что на сердце у каждого, а потому поймёт её Перун, куда ныне она спешит с пустыми руками да одна.
В воздухе витали приторные запахи медуницы и зверобоя, но Влада чувствовала на языке горечь от того, что судьба завела её на такую дорогу. И сама не знала, какая буйная сила толкала её, что горело внутри, сжигая все страхи. Не чувствовала ни боли, ни холода, ни одиночества, а лишь сильное желание сплети нити своей судьбы с тем, кто смог запалить в её сердце огонь, кто коснулся самой души. Только с Мирославом так желала Влада делить свой огонь.
Добран, наверное, уже давно спохватился, но Влада теперь далеко. Всё равно нужно поспешить, ещё нагрянет с дружиной на Волок, тогда ей точно не уйти.
Порыв ветра всколыхнул зелёную траву и разметал полы бурого плаща, едва не сбив Владу с ног. Опомнившись, она ступила по земле, продолжила путь, устремляясь вниз по склону прямо к посаду.
Вскоре до ушей стали докатываться разные звуки. Волок гудел, что улей, множеством голосов, звоном стали из кузен, скрипом колодезных журавлей, лаем цепных псов, блеянием овец. Потянуло дымом от костров и прогорклым запахом кожи и вымоченной древесины.
Волоковцы носили такие же льняные рубахи и платья, украшенные вышивкой и увешенные оберегами. Так же, как и в Калогосте, город полнился больше коренными ремесленниками, нежели воинами. И даже те, кто приезжал, были люди привычные, местный народ знал каждого в лицо, а потому Владу встречали удивлёнными взорами. Она же старалась не смотреть им в глаза, прошла меж построек, благо здесь людей было меньше, и никто более не рассматривал её так внимательно.
— Откель будешь, девица? — вдруг окликнул её женский голос.
Внутри сжался комок холода, но Влада всё ж обернулась — негоже показывать невежество, да и внимание привлекать. Теперь на неё и без того смотрел седовласый рыбак, что чинил сеть под елью, и молодые девицы, которые толкли в ступе лён.
Широкобёдрая женщина в просторном домотканом платье по щиколотку с подвёрнутыми до локтей рукавами и чистым, но забрызганным водой переднике, упёрла руки в бока, улыбнулась Владе тонкими губами. Голубые глаза её щурились на солнце, волосы убраны были под платок, повязанный на манер повойника, из-под него выбились русые пряди с каштановым отливом. По-доброму поманила она Владу.
Не мешкая, пошла та к женщине. На лице хозяйки небольшого сруба проступала испарина, только зайдя за изгородь, поняла Влада, что та стирала, потому как на лавке стоял лоток с водой.
Женщина оглядела гостью ещё раз.
— И откуда же ты пришла? Не видела тебя раньше.
— Я из Калогоста, — отозвалась Влада. — Зовут Владиславой.
Чего скрывать? Да и что могут ей сделать плохого простые люди?
— С Калагостааа, — протянула женщина. — Эко ж как далеко-то, — нахмурилась она. — Одна пришла, али ещё кто с тобой есть?
Влада отвела глаза. Таить, что одна, иначе ещё больше подозрения вызовет её появление в Волоке.
— Не одна, с княжеской дружиной князя Святослава, путь держали в Кавию.
Улыбка окончательно стёрлась с лица женщины, она схватила влажной рукой запястье Влады и поманила за собой в прохладную сумрачную горницу.
— А я-то смотрю, на тебе тряпьё княжеское. Меня Томилой называй. Что же ты, потерялась? Или, чего не приведите боги, на дружину напали?
Влада покачала головой, глядя на удивлённое и растерянное лицо хозяйки. Не рассказывать же каждому встречному о сокровенном, что веренеги пленили её и Мирослава. Но врать язык не поворачивался. Чувствовала Влада, что Томила хорошая, порядочная.
