— Спасибо тебе.
— За что? — любовно погладила его по щеке Влада.
— За то, что оживила мою душу, за свою любовь, которую ты мне подарила. Я знаю, меня не за что любить, но прошу — только не убегай от меня.
Влада растерянно опустила ресницы — самый миг сказать о главном, но так не к месту сковала робость, однако и молчать не в силах была. Чувствуя, как щёки её загораются от неловкости, Влада повернула голову к Мирославу, медленно и трепетно погладила его по лицу.
— По глазам вижу, сказать что-то хочешь, — улыбнулся Мирослав, будто прочёл её мысли.
Тогда Влада скользнула пальцами по руке Мирослава, взяла за запястье, сжатое обручьем, положила себе на живот его ладонь.
Мирослав застыл, мышцы его окаменели. Влада неотрывно смотреть ему в глаза и удивилась сильно. В первые за всё время увидела, как в серых глазах княжича зародилась растерянность. Он моргнул, оглядел её и всколыхнулся, сгребая Владу с травы целиком.
— А чего же ты тогда на сырой земле лежишь!? Застудишься, — Мирослав опустил Владу на ноги, но только для того, чтобы одёрнуть и поправить её платье, одеться самому. Взял в руки полотно, но тут замер. Задумчиво покрутил его, но, не сказав ни слова, закутал Владу. Подхватив жену на руки, быстро зашагал к острогу.
О чём думал Мирослав, Влада так и не смогла понять, да и не пыталась — он любит её, и это главное.
Княжич опустил её на землю, только когда за воротами оказались они, где происходило настоящие столпотворение. Воины собирались в путь, но завидев вернувшихся молодых людей, встречали кто сдержанной улыбкой, кто одобрительным взглядом, а кто-то не радостным, а глубоким и завороженным, от таких Владе и не по себе становилось, в тот же миг отпускала она их, и свою силу старалась вопреки держать крепко, однако тяжело было справляться с ней сейчас, когда она заполняла её целиком и плескалась через края. Воинов было больше, нежели плененных бурян, что сидели сейчас в золе подле капища.
Узнала Влада и Дамира. Он ожесточённо озирался на гридней, из последних сил стараясь держать окровавленную голову и не потерять гордости. Рядом, связанный, сидел здоровенный Алкун, и брат его младший, Бермята. Влада дрогнула, когда поймала взгляд старшего на себе — он блуждал, как ему вздумается, по телу её. Всполошившись, Влада потянула Мирослава, стараясь поскорее затеряться в толпе.
Благо Мирослав ничего не заподозрил. Не желала она больше крови проливать, слишком много её было за этот короткий промежуток времени.
Средь княжеских гридней показалась голова русая Дарёна, он разговаривал о чём-то с воинами и пока не замечал брата.
Влада замерла, когда заприметила золотоволосую голову Вятко. Здесь он был, с Дарёном рядом... Только лицо сына кожевника разбито, глаз заплыл, а бровь рассечена.
Влада забеспокоилась, и княжич это почувствовал, сразу всё понял, когда проследил за её взглядом, сжал руку крепче, невольно, сам того не желая, укалывая жену в ладонь иглами ревности. Влада только волнения своего старалась не показывать. Но тут обо всём забыла в единый миг, как увидела тонкую фигуры женщины в толпе. Преисполнившись всеобъемлющей радостью, Влада оставила Мирослава, пустилась бегом к матушке.
ГЛАВА 22. Кавия
То песни трав забвеньем полонили,
Дурманили, тянули в чёрну топь.
А ты кружил, ой, да плутал в тумане:
Не ведал свет, то был лишь сон чужой.
Аlkonost
Омелица простёрла руки к Владе, и не было в глазах её былой строгости, а только спокойная радость. Влада влетела прямо в объятия. Матушка прижала её к сердцу, ласково погладила по волосам, отстранилась, посмотрела с укоризной:
— Что же ты с одной косой-то ходишь? Не положено же так девице замужней.
Влада только прижалась губами к её тёплой щеке.
— Нашла нас...
Омелица всё не могла наглядеться на дочь, беспокойный взгляд зелёных глаз блуждал по её лицу, рукам, проверял, всё ли в порядке с ней, не ранена ли?
Влада так истосковалась по матушке, что теперь, когда она была перед ней, не могла и говорить, а только сдерживала слёзы, сглатывая подкатывающий ком. И поняла, как соскучилась она по дому, по калогостовцам.
Омелица глянула за спину Влады, та тоже обернулась.
Мирослав разговаривал о чём-то с Дарёном. Мельком поглядел на них. Влада отвернулась, смущаясь.
— Всё-таки не врут люди, — улыбнулась вдруг матушка. — Красивый княжич и сильный…
Влада тут опомнилась, потянула с плеч полотно.
— Купава сказывала хранить его.
Матушка сжала руки Влады.
— И не только кружево, но и обручья. Выходит, он из русальего рода тоже будет.
— Я это поняла тогда, как увидела их… Не знаю только, сказывать ли Мирославу о том, что его кровь иная?
Омелица покачала головой.
— Не нужно. Пускай живёт себе спокойно. Коли знание это не сохранилась в его роду, значит велено богами забыть об этом. Пусть носит чаще только…
Влада забеспокоилась.
— Не хотела тебя расстраивать, да видно, придётся, — погладила матушка косу Влады. — Угла, дочка ведьмы, сбежала с бабками ведуньями. С княжичем у них близость была, давно ещё… А потому навредить она ему ещё может…
Внутри Влады так и опустилось всё. Откуда же матушка про Углу выведала?
— Да и ведьму отпустили. Хоть она лишилась силы своей, да как бы через других мстить не начала…
— Хорошо, — Влада крепче стиснула кружево, говорить она толком не могла, слишком много людей кругом.
Омелица это почувствовала.
— Но ты не беспокойся раньше срока, главное, что обошлось всё. Пойдём, — потянула матушка за собой дочь.
Покинув капище, углубились в застройки, скрываясь от лишних глаз.
— Как там Полеля? Они же с Купавой сбежали из Калогоста за мной…
— За неё не волнуйся. Всё у неё хорошо.
— Матушка... Купава, она… погибла.
— Я знаю. Мне Добран уже всё поведал.
Влада замерла, даже приостановилась.
— И что он решил?
— Обряд будем проводить, — коротко осведомила Омелица. — Но это потом, не здесь, и не сейчас.
В маленькой горнице, в которую они вошли, было тепло и светло. Как только оказалась Влада наедине с матерью, то не выдержала, бросилась на шею ей.
— Ох, матушка, как рада я встретиться с тобой...
— Тише, ну что ты, родная, всё же хорошо... — успокоила та Владу, но это нисколько не помогло, а наоборот.
Слёзы полились из глаз Влады, обожгли щёки.
