— Охотно, — вскочил тот, понимая, что пора и честь знать.
— Я с вами, — крикнула им вслед Оксана и, торопливо выскочила во двор, опасаясь оставить ведуна наедине с казаком. Мало ли что он ему сболтнуть может? Но зря опасалась. Дед и не собирался встревать между ними. Так и не спросив ни о чем, пригласил к себе в гости, взял со Степана обещание непременно зайти, чинно раскланялся и шагнул за ворота.
Оксана, сама того не ожидая, оказалась одна рядом с Небабой.
«Вот не было печали, — выругался про себя Степан. — Только взбалмошной девчонки мне для полного счастья и не хватало».
Вообще-то он лукавил, ощущая непонятную радость от того, что девушка рядом, но растерянность, которая возникала при ней, раздражала парня. А еще почему-то совестно становилось перед далекой, но наверняка думающей о нем, и ждущей возвращения, черноокой красавицей Аревик.
«Что бы ей такого сказать, чтоб и не обидеть и заставить уйти?».
Но Оксана, непостижимым женским чутьем уже ощутила свою власть над молодым казаком, поэтому только глазами сверкнула, развернулась, так что взвился подол и, сделав озабоченное лицо, ушла в хату.
«Вот, незадача, — потер подбородок Степан. — Влюбилась девка, что ли? Или мне мерещится только? Ладно, засиживаться не буду. Попрощаюсь, да и пойду к Ребекке. Отобедать, как велел дядька Ицхак, я уже успел, — усмехнулся невольно. — Осталось только о коне договориться. Чтоб приглядели за ним, значит, покуда вернусь…»
— Степан! — окликнула его тем временем с порога тетка Одарка. — Где ты там? Иди к нам.
Предчувствуя подвох, Небаба осторожно, словно в холодную воду, вошел в хату.
А тут его уже ждали. И только Степан переступил порог, навстречу вышла Оксана, неся на вытянутых руках что-то белое.
— Прошу моего спасителя, принять, — поклонилась низко. — В благодарность и от всего сердца.
Небаба потянулся было рукой к затылку, но опомнился, смущенно кашлянул и взял из рук девушки новую сорочку. Было во всем этом, что-то не совсем правильное. Но что именно, от растерянности и избытка чувств Степан так и не смог сообразить.
Глава восьмая
Куренной атаман уманцев Терентий Копыто сидел на скамье перед куренем пасмурней самой грозовой тучи и нещадно дымил длинной трубкой. Время от времени сплевывая горькую слюну в горку пыли, которую мимоходом нагреб возле себя босыми ступнями. Ни для кого не было секретом, что Копыто души не чаял в Непийводе и, где только мог, ставил умелого запорожца в пример всем новикам. Вот и грустил атаман, все больше впадая в тоску и уныние от понимания собственного бессилия. Попал бы товарищ в плен, атаман из кожи б вывернулся, а придумал, как его из неволи вызволить. Но против общества и закона не попрешь…
— Челом тебе, батька! — поклонился куренному Куница.
— И тебе не хворать, сынаш… — тяжело взглянул на молодого казака Копыто. — Давненько тебя на Низу не было видно. С чем пожаловал? Товарищей проведать, или службу нести?
— Отца ищу…
— Отца? — переспросил куренной. — Так, говорили мне: погиб Тимофей… Или нет? Неужто брехали?
— Вот я и хотел подробнее расспросить обо всем Непийводу. Ведь это он, в том последнем для отца бою был с ним рядом.
— О-хо-хо… — вздохнул Терентий Копыто. — Натворил делов наш Иван. Боюсь, что теперь уж только на том свете поговорить с ним удастся. Как он мог? Как он мог?.. А все проклятый хмель! Скольких братчиков сгубил ни за понюх табака. Стерегись зеленого змея, Тарас, пуще бабы стерегись.
— Погодите, батька Терентий, хоронить Ивана. Не виновен он в убийстве Остапа Несмачного.
— А я разве говорю, что виновен? Все горилка треклятая… Небось, померещилось что-то с пьяных глаз, вот и ткнул ножом. Только для казацкого закона это ничего не значит. И платить за глупость самым дорогим придется. Жизнь за жизнь…
— Да погодите вы! Кто о чем, а вшивый о бане! — Тарас от волнения забыл о почтительности, за что тут же получил чубуком люльки по лбу. — Ой! Простите, батька… Оговорился я. Но невиновен Непийвода! Совсем не виноват! Не убивал Иван Остапа! И близко его там не было! Другого убивца искать надо!
— Понимаю, — сочувственно кивнул куренной. — Мне тоже не верится… Но, ничего не попишешь, все на Непийводу указывает. Не отстоять нам, хлопче, Ивана…
— Ну, и зачем ты меня сюда притащил, ирод окаянный? — густым басом, словно в пустую бочку, загудел рядом отец Никифор. — Где горит? Кого тут спасать надобно?
— Отпели уже? — увидев одного из кошевых попов, угрюмо спросил атаман. — Значит, скоро казнь…
— Нет еще… — проворчал отец Никифор. — Вот, халамыдник, прибежал в церковь, уцепился в рясу и потащил меня сюда. И ничего толком объяснить не может. Талдычит лишь, что спасать кого-то надо. Сейчас же говори толком, харцыз, не то прокляну, Христом Богом клянусь!
— Его спрашивайте… — Цыпочка облегченно ткнул пальцем в Куницу и отступил в сторонку. — Он лучше скажет…
Теперь на Тараса уставились оба — куренной и поп.
— Я могу доказать, что Непийвода не виновен. Остапа убил кто-то другой… — Куница говорил медленно, стараясь веско произносить каждое слово, чтобы смысл сказанного быстрее дошел до сознания священника и атамана. И, похоже, достиг цели. Некоторое время оба задумчиво молчали, потом переглянулись и, не сговариваясь, одновременно отрицательно мотнули головами.
— Старый Карпо не мог ошибиться, — промолвил отец Никифор. — Он каждого казака в Сечи по шагам узнает. А уж Иванов серебряный перезвон и подавно ни с чем не спутать. Кстати, а чего это ты его сапоги под мышкой носишь?
— Так, чтоб перезвон послушать… — невнятно буркнул Куница. — У вас, батька Терентий, с Иваном, кажись, один размер ноги. Не хотите примерить?
— С ума сошел, сучий потрох?! — мигом вскочил атаман со скамьи? — Ты что мне суешь?! Запорю!
И так страшен он был в своем гневе, что даже отец Никифор отшатнулся, но быстро пришел в себя и шагнул между куренным и молодым казаком.
— Угомонись, Терентий… Хлопец не дурного отца сын, чтоб подобную гнусность тебе предлагать. Ведь по глазам видно — задумал что-то.
— Все равно не стану… — немного успокаиваясь, проворчал атаман.
— А и не надо. У меня нога тоже не из маленьких…
С этими словами поп взял из рук Тараса один сапог и попытался в него обуться.
— Не лезет… — пробормотал удивленно. — Странно. А с виду, вроде должны быть впору.
Отец Никифор приложил подошву к ступне и опять хмыкнул.
— Ну да. Вот же, самое оно — мой размер. Даже с запасом. Дай-ка другой примерить…
К тому времени куренной немного остыл и стал с интересом приглядываться к действиям попа. И когда тот не смог и второй сапог натянуть, протянул руку:
