Алексашка к своему коню привык быстро, хотя верхом до этого ездил немного, ещё в детстве. А вот гишпанцу приходилось трудновато. Несмотря на удобное седло и покладистую лошадку, он так натирал к вечеру заднее место, что ходил враскорячку. Увы, спина лошади совсем не была похожа на просторную палубу галеона...
Иногда им удавалось заночевать не где-нибудь в лесу или среди холмов, а на постоялом дворе или даже в городской гостинице. Если они останавливались в городе, то Алексашка с гишпанцем спали в относительном комфорте. Но чаще всего на пути обоза попадались убогие ночлежки, прилепившиеся на опушке леса над какой-нибудь грязной речушкой. При солидных постоялых дворах имелась таверна, коновязи и колодец с корытами, из которых можно было напоить ездовых коней-тяжеловесов. За день обоз преодолевал путь длиной в сорок вёрст, и это в лучшем случае. Поэтому надеяться на приятный ночлег не приходилось, так как города чаще всего стояли на большем расстоянии друг от друга.
Внутренняя обстановка провинциальных постоялых дворов показалась Алексашке (который считал Европу едва не пупом земли, насмотревшись на Биржу и богатые рынки Амстердама), простой и крайне бедной. Постоялый двор, как правило, состоял из трёх комнат. Первая — самая большая — предназначалась для приёма гостей, вторая была хозяйской, а в третьей находилась кухня. Что касается таверны, то она была летнего плана — стены, сплетённые из хвороста, иногда кое-как обмазанные глиной, соломенная крыша и очаг на улице. Правда, иногда встречались и приятные исключения — каменное строение с большим камином.
Все путники ночевали в одной комнате — первой. Мебель на постоялых дворах отличалась примитивностью и малым количеством: несколько грубых столов и скамей, две-три полки, иногда неподъёмный сундук для хранения разной утвари и шкаф для посуды, в основном оловянной. Такая обстановка происходила не столько от бедности, сколько по причине буйного нрава постояльцев. Главное требование к мебели было установлено с давних пор — невозможность использовать её в драках. Ведь за проломленные головы и прочие увечья в своём заведении отвечал хозяин постоялого двора. Поэтому столы и скамьи делали очень массивными (или разборными) и чаще всего крепили к полу.
В тавернах к печи или камину старались усадить самого почётного гостя. Вмещали постоялые дворы в среднем двадцать человек. Так что рейтарам, свободным от ночной стражи, приходилось ночевать вместе с возницами — на улице. Люди спали на скамьях, либо на матрасах или тюфяках, набитых соломой. Нередко постояльцы приносили солому с собой, чтобы заменить набивку матраса, так как в старой стадами бродили вши и прочие зловредные насекомые.
Многие хозяева постоялых дворов хорошо знали щедрого голландского купца Корнелиуса ван дер Гатена, поэтому согласно древней традиции уступали ему свою спальню; естественно, за дополнительную плату. Это был и хороший способ заработать, и возможность обеспечить максимальную безопасность богатому постояльцу с его мошной. Алексашка завидовал ван дер Гатену — голландскому купцу иногда выпадал приятный случай понежиться на просторной и мягкой кровати с балдахином (пологом над кроватью), который защищал его от комаров и прочих летающих и кровососущих насекомых.
При некоторых постоялых дворах имелись кузницы, чтобы ковать лошадей, и мастерские по ремонту повозок и карет Но это уже было чересчур; хозяин такого постоялого двора считался едва не нуворишем. Ведь дворяне редко останавливались в его халупе, а государевы люди вообще не платили за услуги. Только купцы и выручали, а с остальных бедолаг какой прибыток? Особенно с паломников, которых часто приходилось кормить за свой счёт.
Иногда на пути обоза попадались богатые поместья и замки, которые для Алексашки были в диковинку. Он с восторгом рассматривал грозные стены и башни и думал, что такую махину приступом не возьмёшь. Однажды он поделился своими соображениями на сей счёт с Федерико, но тот снисходительно ухмыльнулся и ответил: «Можно взять любую крепость. Есть много способов...» На этом их разговор прервали, и больше к нему они не возвращались.
Поместья чаще всего представляли собой большой четырёхугольный двор с воротами на дорогу и другими воротами на гумно, в поле и на виноградники. Через двор (от одних ворот к другим) шла дорога, делившая поместье на две части: с одной стороны стоял дом хозяина или его главного управляющего, окружённый садом и огородами, а с другой стороны находились хижины работников, колодец с «журавлём», печь под навесом, которая постоянно дымилась (почему так, Ильин-младший понять не мог; наверное, владелец поместья всегда ждал гостей), птичник с загородками, просторные конюшни и хлева.
Алексашка смотрел окрест и дивился. Простой работный люд в Европе был какой-то мелкий, неухоженный. Даже поморы-рыбаки на тоне, особенно когда шёл нерест и работы было невпроворот, следили за своей внешностью: мылись в наскоро сооружённой баньке, подстригали бороды и волосы, ставили заплаты на прохудившуюся одежду. А здесь на полях и огородах трудились сплошь замарашки и оборванцы.
Пахали европейские крестьяне примитивным плугом, некоторые просто вскапывали землю лопатами и мотыгами, в отсутствие бороны вспаханную ниву разрыхляли суковатой колодой — волокли её по полю, колосья срезали серпами, похожими на обычные большие ножи, обмолачивали снопы даже не цепом, — обычными деревянными палками, а зерно веяли, подбрасывая его вверх широкой деревянной лопатой. Из живности преобладали овцы, козы и свиньи, лошадей и коров было мало; как объяснил Корнелиус ван дер Гатен, для крупного скота не хватало кормов.
Но все эти впечатления были просто картинкой, не имевшей никакого отношения к обозу. А он продвигался с большими трудами. Особенно худо было в горах. Они не поражали высотой, но чтобы взобраться на перевал, повозки приходилось толкать, помогая лошадям, хотя силушки благородным животным было не занимать. Это были тяжеловозы арденской породы — массивные, мускулистые, с крепкими ногами, на которых росли меховые «чулки». Голландский купец рассказал, что несколько веков назад на таких лошадях, только вышколенных по-особому, рыцари, возглавляемые Готфридом Бульонским, отправились в первый крестовый поход.
Лошади и впрямь были замечательными, и Алексашка на привалах старался угостить тех жеребцов, что тащили его фуры, сухариками. Ардены быстро привыкли к нему, и когда он проходил мимо них, приветствовали его тихим ржанием. Верховых лошадей и арденов с повозками Корнелиус ван дер Гатен нанял также, как и рейтар.
Но больше всего доставляли неприятностей шайки нищих попрошаек. Они налетали на обоз внезапно, демонстрировали свои увечья и страшные язвы и тащили всё, что плохо лежало. Доходило до того, что рейтары начинали стрелять; правда, в воздух. Нищие разлетались, как вспугнутая стая воронья, и начинали издали угрожать. А в том, что их угрозы не были пустым звуком, никто не сомневался. Сбившись в банды, нищие и калеки действовали как самые настоящие разбойники, только были они ещё более жестокими и кровожадными. Наверное, мстили состоятельным людям за свою незавидную судьбу.
Правда, иногда встречались и вполне приличные попрошайки — смирные, богобоязненные и державшие себя в рамках приличия. Они устраивали под аккомпанемент трещоток «хнычущий хор»:
