— Я тут разжился каплунами... Купишь?
— Мне неважно, у кого ты их спёр, меня интересует только одно — сколько их и почём?
Драгош сказал, что каплунов четыре штуки, и назвал цену. И как всегда, завысил её втрое.
— Гуляй, — ответил Юрек, и принялся забивать колья для палатки.
— Ну ладно, только для тебя...
Они торговались минут пять, пока валах не взмолился:
— Нет, ты меня просто грабишь! Хорошо, я согласен отдать тебе каплунов (ах, какие они жирненькие и с каким же трудами мне пришлось их добывать!), но с одним условием.
— Валяй.
— Мне бы кисет твоего табачка...
— Эк, ты замахнулся! Ладно, не дуйся. Ты меня уважил, и я пойду тебе навстречу...
Драгош просиял, видимо, предвкушая первую затяжку.
— Но целый кисет ты не получишь, — продолжал Юрик. — Он стоит, как все твои каплуны. Я презентую тебе табаку на три трубки. Пользуйся моей щедростью и благодари за это.
Валах лишь разочарованно замычал, но прикусил язык. Он знал, что с Ежи Кульчицким из-за цены сильно не поспоришь. Маркитант разбирался в стоимости продуктов и товаров, словно какой-нибудь еврей-негоциант, каких Драгош встречал в своём родном городишке, из которого его выгнала нужда.
— Пока я тут вожусь с палаткой, разожги костёр, установи треногу, подвесь над огнём котёл и наноси в него воды, — распорядился Юрек. — А потом займись каплунами — ощипай их и выпотроши. Не бухти, как старая грымза! Всё учтено и посчитано. Это за отдельную плату. Получишь стакан моей сливовицы.
Обрадованный такой перспективой, валах занялся костром, а Юрек тем временем установил палатку и расставил в ней мебель. Вся она была сборная — и стол, и табуреты. Это было очень удобно. Офицеры полка приятно удивились такому новшеству; ведь одно дело обедать на сырой земле, пусть и застеленной попоной, а другое — сидя под тентом и за столом, накрытым скатертью. Особенно в дождливый день. Да и посуда для господ офицеров у Юрека вся была оловянная, что придавало обедам или ужинам праздничный колорит. Поэтому его палатка всегда напоминала полный бредень, так много в неё набивалось офицеров, иногда даже из других полков. А много клиентов — хороший доход.
Вскоре костёр разгорелся, и на аппетитный запах дыма и похлёбки начали сходиться солдаты полка. Они располагались неподалёку, терпеливо ожидая своей очереди, и, покуривая, вели неторопливые беседы. Им пришлось ждать почти час, пока Юрек начал торговлю, щедро наливая болтушку в солдатские миски (у кого они были) или в любую другую посуду, которую приносили в основном новобранцы, плохо представлявшие, что такое походная жизнь. Обычно горячую пищу солдаты готовили артелью, вскладчину, но запасы еды у многих закончились, и вся надежда была на маркитантов.
Платили солдатам совсем немного — зимний порцион равнялся четырём флоринам
[84] и тридцати крейцерам, а летний — трём флоринам в сутки. В мирное время нижние чины и офицеры получали жалование деньгами, а в военное время или на марше — частично натурой. Из этих денег вычитали немалую сумму на обмундирование и за постой в зимних квартирах (когда не было войны). А если учесть аппетиты армейских казнокрадов, то солдаты вообще получали на руки сущие гроши. Поэтому Юрек старался цены не задирать слишком высоко, что вызывало у солдат симпатию и уважение.
Болтушкой Юрек называл своё, чисто казацкое, варево. Кроме мяса (если оно было), пшена, перца и соли, в его похлёбке присутствовали три главных компонента: толчёное старое сало, поджаренный на сковородке лук и главное — немного муки, которая придавала походному супу густоту и хорошо насыщала голодных солдат. Оставил он похлёбки и господам офицерам. Сначала они носы воротили от этой «варварской» еды, но голод не тётка, а уж в отступлении, когда с провиантом просто беда, знаменитая похлёбка маркитанта Ежи Кульчицкого пришлась им очень даже по вкусу.
Вопрос снабжения в армии герцога Карла Лотарингского в последнее время приобрёл чрезвычайную остроту — в связи с неудачами в боях с османами. На армейских провиантмейстеров всегда надежда была слабой, поэтому мушкетёры, пикинёры и кирасиры, не говоря уже про фурлейтов, сами запасались пищей и фуражом для лошадей. Но эти запасы истощились быстро, поэтому снабжение армии легло на плечи маркитантов. Доставка грузов во время военных действий была делом чрезвычайно опасным. Маркитантам нередко приходилось защищать свои повозки с оружием в руках, зато и брали они за свой товар втридорога.
Чаще всего провиант поставляли мародёры. Разумеется, грабежом занимались все солдаты, но офицеры очень неохотно отпускали лучших бойцов в малоприбыльные набеги на окрестные деревни, потому эта задача возлагалась на добровольцев — разбойников и бродяг, действующих на собственный страх и риск. Орудуя далеко на флангах армии, мародёры не только снабжали маркитантов захваченной провизией, но и отвлекали часть вражеских сил, заставляя противника защищать места собственного кормления. Ведь османы точно так же грабили крестьян, как и австрийцы.
Получил свою порцию похлёбки и мародёр — бесплатно. Такой подачкой Юрек отметил его старания. Когда котёл опустел, Кульчицкий начал отпускать сливовицу и пиво для солдат, и вино — для господ офицеров. В его фургоне помещался целый армейский магазин. И всё благодаря граничару Негошу. Мудрый старик посоветовал не поскупиться и купить фургон повместительней. Хорошо, что Юрек тогда его послушался. Теперь у него было всё, что пожелает солдатская душа. За исключением девки для развлечений. Но это был удел женщин-маркитанток.
Маркитантками они становились по разным причинам и чаще всего не от хорошей жизни. Вдовы, матери-одиночки, разорившиеся горожанки и крестьянки искали способ выжить и находили его возле действующей армии. Здесь всегда нужны были женские руки — постирать, зашить рваный мундир, приготовить поесть, организовать торговлю самыми необходимыми вещами. А можно было и приторговывать собственным телом. Женщины были согласны на всё ради ещё одной заветной монеты.
— Торговля у нашего красавчика, как всегда, на высоте! — раздался позади хриплый женский голос; Юрек даже вздрогнул от неожиданности.
Он обернулся и его взору предстала бабища, которая кулаком могла зашибить быка. Это была Матушка Вилда. Настоящего имени маркитантки никто не знал, а Вилдой
[85] её стали называть после одного боя, когда османы прорвались в лагерь и начали грабить обоз. Маркитантка схватила оглоблю и отчаянно сражалась с конными турками до тех пор, пока не подоспела подмога. За небольшой промежуток времени она зашибла до смерти трёх османов, а ещё двое свалились у ног своих коней без памяти.
В маркитантском фургоне Матушка Вилда возила двух смазливых компаньонок, которые зарабатывали денежки своими женскими прелестями и половину отдавали «благодетельнице». Обычно суточный доход обозной проститутки не превышал двух крейцеров, но подопечные Матушки Вилды пользовались особыми привилегиями и зарабатывали гораздо больше.
