Совсем ошалевший от такого предложения, Драгош отошёл в сторонку — наверное, чтобы собраться с мыслями, а Юрек начал споро запрягать своих арденов. Судя по звукам, сражение было в самом разгаре, но ему уже не хотелось карабкаться на холм, чтобы понаблюдать за перипетиями боя. Что-то его тревожило, и он никак не мог понять, что именно. Драгуны, расправившись с отрядом турок, напавшим на обоз, умчались к своим позициям, и маркитанты снова остались беззащитными...
Кто бы мог подумать?! Юрек долго томился возле своего фургона, время от времени осаживая застоявшихся жеребцов, как вдруг среди маркитантов произошло какое-то шевеление, связанное с радостным оживлением. До этого все готовы были сорваться с места в любой момент и убегать, куда глаза глядят. А теперь раздавались крики: «Победа! Победа! Турки разбиты!»
Драгош, который отирался возле фургона, сначала насторожил уши, а затем рванул на поле сражения со скоростью гончего пса. Если и впрямь победили австрийцы, то там найдётся, чем поживиться. Юрек немедленно последовал за ним, оставив фургон на попечение безногого ветерана бесчисленных войн. Он не имел ни родных, ни семьи, домом ему был армейский обоз, а маркитантки заботились о нём как о самом близком человеке. В еде ветеран был неприхотлив, употреблял, что дадут, иногда и сухариком обходился, главное, чтобы под рукой была неизменная трубка, табакерка и огниво. Что касается кружечки сливовицы, то на неё у него денег хватало — за боевые заслуги он получил скромный пенсион от императора, правда, не Леопольда, отличавшегося примерной скупостью, а его отца, императора Фердинанда.
Юрек подоспел на поле сражения, что называется, к разбору шапок. Там уже вовсю рыскали солдаты, мародёры, маркитанты, нищие, мнимые калеки и прочая обозная сволочь. Оружие, доспехи, порох и свинец никто, кроме армейского каптенармуса, не смел изымать под угрозой расстрела на месте без суда и следствия (с герцогом на сей счёт шутки были плохи), как и казну бейлербея, если её бросили. Остальное — лошади, сёдла, шатры, одежда, обувь, мелочь в кошельках аскеров, разные побрякушки (нередко с дорогими каменьями), продукты — поступало в полное распоряжение мародёров.
Денег Кульчицкому не досталось, зато ему попался хурджин с относительно новой сербской и турецкой одеждой. Наверное, хозяин хурджина был точно такой же мародёр, как и Драгош, и брал всё, что попадалось ему в руки. Юрек не стал выбрасывать турецкое платье, хотя кому оно нужно в Вене, куда он намеревался пробраться и кто его купит?
Но потом, уже возле своего фургона, он вдруг поймал себя на мысли, что в случае поражения австрийцев он запросто сойдёт за турка и сможет бежать. Что касается сербской одежды, то это была отличная находка, потому как он сильно поизносился, и почти каждый день нашивал на штаны или рубаху новую заплатку. Это соображение примирило его даже с Драгошем, который подошёл к нему с таинственным видом и показал несколько кошельков из-под полы.
— Фургон продашь? — спросил он тихо.
— Везучий ты. Вишь, сколько награбил... — Юрек криво ухмыльнулся. — Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Сказано — сделано. Жди. Твоё время придёт скоро...
Это время наступило быстрее, чем он думал. Разгромив бейлербея Хусейн-пашу, Карл Лотарингский решил не ввязываться в бои с превосходящими силами османов. Такие действия были равносильны самоубийству. Он хотел подождать, пока к Вене со своим войском подойдёт «Лев Лехистана», как называли Яна Собеского его восторженные поклонники. По крайней мере, герцог очень надеялся на это.
Но на войне всё меняется так быстро, что за изменением ситуации не поспевают никакие планы, даже самые разумные. Татары двинулись вглубь территории Австрии для грабежей, а остальные войска османов начали окружать позиции Карла Лотарингского с правого фланга и с тыла, преодолевая по дороге, казалось бы, непроходимые топкие места. Под угрозой окружения герцог вынужден был отступить от Рабы, послав пехоту в Яварин для усиления гарнизона крепости. Кавалерию он взял с собой для обороны Вены и противодействия опустошениям, производимым передовыми отрядами противника в Нижней Австрии. Имперский главнокомандующий считал, что турки прежде всего займутся осадой Яварина и лишь потом двинутся на Вену, которая, таким образом, будет иметь необходимое время для подготовки к обороне.
Однако и здесь он ошибся. Кара-Мустафа-паша решил идти прямо на Вену, оставив под Яварином сильный корпус для осады крепости. На совете военачальников великий визирь снова столкнулся с оппозицией со стороны седовласого бейлербея Ибрагим-паши, который с горячностью убеждал его не оставлять в тылах турецкой армии хорошо укреплённые неприятельские крепости и сосредоточить основные усилия на их взятии. Татарскую же орду он предлагал послать для опустошения неприятельской земли. Разъярённый словами паши, Кара-Мустафа-паша воскликнул: «Верно говорят люди, что когда человек перешагнёт семь десятков лет, ума у него уже нет и он глупеет!»
Первым делом великий визирь хотел разгромить войска Карла Лотарингского, из-за которого бейлербей Эгера покрыл армию османов несмываемым пятном позора. Потерпеть поражение, когда у тебя сил вдвое больше! Это неслыханно! Поэтому Хусейн-паша должен быть отомщён.
Но Карл Лотарингский поступил совсем не так, как ожидали от него Кара-Мустафа-паша и император Леопольд. Отступавшие части герцога прошли через столицу Австрии, переправились на правый берег Дуная и разбили лагерь напротив города. Оттуда имперский главнокомандующий собирался оказывать помощь Вене продовольствием, амуницией и подкреплениями, а также взаимодействовать с действовавшими в верховьях Вага корпусами генерала Шульца и Любомирского. Остававшаяся под Яварином пехота Карла Лотарингского без потерь добралась до столицы, значительно усилив её гарнизон.
Вместе с пикинёрами и мушкетёрами в Вену попал и Юрек. Но без маркитантского фургона, который ему уже был без надобности. Конечно же фургон купил Драгош. У этого хитрого жука денег нашлось даже больше, чем нужно, хотя цену за своё имущество Юрек запросил немалую, чтобы немного поторговаться. Но Драгош заплатил, почти не торгуясь. Мародёр знал цену арденам, к тому же он наконец приобрёл себе дом — хоть на колёсах, но добротный и с крышей. А ещё Юрек попросил его присмотреть за пегой кобылкой, дав ему денег на её содержание; в городе ей нечего было делать. К тому же Юрек опасался, что, если осада Вены затянется, лошадь могут отвести на скотобойню. А уж этого ему хотелось меньше всего; как ни странно, но он прикипел к кобылке душой.
При известии о приближении к Вене мощной турецкой армии в городе возникла паника. Первым бежал император Леопольд I, который за семь дней до подхода врага вместе со всем двором оставил Вену и уехал в Линц. Его примеру последовали дворяне и зажиточные горожане. Постепенно большой город с многочисленным населением обезлюдел. В нём остались не более шестидесяти тысяч человек, в том числе одиннадцать тысяч солдат гарнизона и пять тысяч ополченцев, в основном простой люд. Перед отъездом из Вены император назначил комендантом столицы отличного солдата, испытанного в боях со шведами, французами и турками военачальника, графа Эрнста Рюдигера фон Штаремберга.
