Её наглые издёвки сводили юношу с ума — уж неизвестно, по какой причине; наверное, он чересчур устал от унылого и долгого бдения за прилавком, что для непоседливого Алексашки было горше наказания вожжами по мягкому месту. Он бегал по лавке, как конь, роняя и разбрасывая товары, которые стоили немалых денег.
Отец Алексашки, купец-помор Демьян Ильин, вёл торговые дела с Бергеном и Тронхеймом, которые имели монополию на внешнюю торговлю. Торговлишка эта была не совсем законной — норвежские купцы, которые вели тайные торговые операции с русскими, могли быть подвергнуты серьёзному наказанию. Но уж больно хорошую выгоду имели и поморы и норги от этих весьма доверительных отношений, поэтому приходилось мириться с некоторыми издержками и опасностями.
Особенно нежелательной для русских была встреча с военными кораблями Норвегии, которые топили купеческие карбасы поморов без долгих проволочек. Правда, обобрать купцов до нитки они успевали. Кроме того, отец Алексашки торговал с голландцами и англичанами (вернее, пытался торговать), но прибыток от этой торговли был совсем мизерный. Иноземцы оказались чересчур прижимистыми, они могли за копейку удавиться. Да и торговля была в основном меновой, на которой много не заработаешь, — англы и голландцы большей частью меняли на рыбу сукно, медь и олово. Почти все эти товары приходилось потом продавать в казну, с которой особо не поторгуешься.
Но, как бы там ни было, а лавка Демьяна Ильина считалась одной из лучших в Архангельске. Многие поморы протоптали к ней тропку, потому что Ильин не задирал цены, а если приходилось туго (особенно зимой, когда заканчивались хлебные припасы), то всегда давал денег в долг. Должников Демьян Онисимович заносил в большую амбарную книгу, и если помор не мог отдать деньги в срок, то не драл с него три шкуры, как некоторые кредиторы, а лишь накидывал небольшой процент и ждал, пока рыбака посетит удача на осенних ловах.
Кроме тканей (парчи, тафты, сукна, камки), а также других товаров, нередко ношеных, прикупленных для перепродажи по случаю, — одежонки разной, оружия и воинского снаряжения, большей частью разрозненного, не в комплекте, — в лавке продавалось много чего интересного, особенно для модниц и господ при деньгах. Правда, в Архангельске состоятельный люд водился не густо, — в основном богатые рыбопромышленники и солевары, купеческие жёны, девицы на выданье, чиновники и заезжие гости, в том числе столичные, — но торговля ладилась, так как иноземные товары на Руси вообще, и на рынках Москвы в частности, стоили гораздо дороже, а некоторые и вовсе отсутствовали. Военных больше всего привлекали самопалы свейские и немецкие, женщин — жемчуга и шелка, сластён — сахар разных сортов (головной белый и жёлтый, имбирный в виде леденцов), господские повара покупали анис, гвоздику, перец, шафран, мускатные орехи, священники приобретали ладан и фимиам…
Ко всему прочему, в просторной лавке Демьяна Ильина было много и бакалеи: купорос, квасцы, нашатырь, камфара и тому подобное, а также всевозможные иные товары — мыло шпанское, бумага хлопчатая, нитки немецкие, гарус, кружева и прочая женская дребедень. Не говоря уже о разных винах — ренском, мушкателе, конарском и дорогой романее. Но бочки с вином хранились отдельно, в подвале рядом с лавкой, и там распоряжался приказчик, прожжённый плут, который всегда ходил под хмельком, за что не раз был хозяином порот.
С лавки отец Алексашки имел хороший прибыток в основном тогда, когда открывались морские пути, подсыхали дороги, и Архангельск начинал походить на одну большую ярмарку. А зимой лавочный сиделец больше скучал, чем работал. Демьян Онисимович в основном занимался оптовой торговлей рыбой и поморской солью, которая незаменима в засолке сёмги. Богатая лавка была витриной его благополучия, из-за чего Ильина уважали и местные купцы, и государевы слуги, и заезжие иноземцы. У купца, который держал лавку с таким богатым выбором дорогих товаров, дела просто не могли идти плохо. Поэтому торговые договора — как со своими купцами, так и иноземными, — Демьян Ильин заключал быстро и легко. Ему верили, а доверие для торгового человека дорогого стоит…
Наконец муха, уставшая от преследований, снова села. Но на этот раз от усталости она не смогла подобрать укромный уголок, и плюхнулась прямо на входную дверь примерно на уровне человеческого роста. Алексашка на цыпочках подошёл к двери, осторожно, не спеша, замахнулся («Вот ты и попалась!» — подумал он со злобным торжеством) и влепил по дверному полотну со всей своей уже немалой силы.
И надо же было такому случиться, чтобы именно в это время Демьян Онисимович решил проверить, как идут дела у его шебутного наследника. (Остальные отпрыски семьи Ильиных были девками, что очень его огорчало; впрочем, купец ещё был при мужской силушке и в очередной раз надеялся на второго сына, так как жена снова была на сносях.) Он резко отворил дверь лавки — и улетел в сугроб от поистине богатырского удара по лбу. Алексашка как открыл рот от дикого изумления, так и стоял на пороге лавки столбом до тех пор, пока отец, кряхтя и постанывая, не выбрался из сугроба.
— Вишь оно как… Неплохо приложился, сынок. Ну, чего прощения не просишь? — грозно спросил Демьян Онисимович. — Руку на родного отца поднял!
— В-ва… В-ва… — Язык у Алексашки стал как колода; его прошиб холодный пот, и он уже готов был бухнуться на колени перед отцом, как вдруг Демьян Онисимович раскатисто расхохотался.
— А что, хорошо меня жарнул, — сказал купец, отряхиваясь и ощупывая лоб. — Силушка есть. Что ж, найдём ей применение… Ты во что целил-то?
— Муху хотел убить, — ответил дрожащим голосом Алексашка; и быстро добавил: — Большую, зелёную! На дверь, подлая, села, я её и…
— Ну, коли так, то простительно. Если уж меня смахнул в сугроб, как муху, то ей и вовсе пришёл конец… — Тут купец снова хохотнул, а затем продолжил уже серьёзно: — Запомни — зелёные мухи от нечистого. Изничтожать их надобно. Так что всё верно ты сделал. Однако хорошо, что тебе не пришла в голову мысль расстрелять её из самопала…
— Как можно?! — ужаснулся Алексашка.
— А по молодости всяко случается. Сам был таким. Ну, почто встал столбом? Заходи в лавку. Будем примочки на лоб ставить. Ты не забыл, что у нас седни обетный праздник? К ужину гости у нас будут, и мне как-то неловко с шишкой на лбу их привечать…
Про праздник Алексашка не забыл. Отец сам его установил и отмечал каждый год в тесной компании друзей. Именно в этот день двенадцать лет назад ему пришла в голову мысль заняться жемчужным промыслом, от которого и пошло богатство Ильиных. «Ангел нашептал во сне, — рассказывал отец. — Ей-ей! Утром проснулся — будто на свет народился…»
Гости явились как солдаты на плац при звуках воинской трубы — дружно, в один час, как раз к паужне — третьей выти
[15]. Все знали, что Демьян Ильин хозяин гостеприимный, да и не так много было в зимнем Архангельске развлечений, чтобы отказаться от хорошей компании. Среди приглашённых были иерей Иоанн Варфоломеев, купцы Иван Стукачев и Фёдор Лыжин, и канцелярист Архангелогородской губернской канцелярии Гаврила Пушакин.
