Приложив к губам свою бутылку пива и внезапно обнаружив ее пустой, Элли думает, что не удивилась бы, если бы Дэлил действительно научился летать.
После второй бутылки пива Элли чувствует, что ей очень сильно нужно в туалет. Выйдя оттуда, она не может найти Дэлила и поэтому остается стоять возле столов, открыв еще одну бутылку. В общем-то пиво не такое уж и противное на вкус, если к нему привыкнуть. И, глядя на танцующих людей, Элли думает о том, что быть взрослым, наверное, не так уж и плохо. В этом тоже есть свои плюсы. Просто все, что она делала до этого – заботилась о брате, о бабушке, готовила еду, следила за тем, чтобы все шло как надо, – было скучной частью взрослой жизни. Она занималась только скучными делами, тогда как развлечения были ей недоступны. Элли вдруг понимает, что ей снова нужно в туалет, и начинает беспокоиться, не инфекция ли это какая-нибудь. Поставив пустую бутылку на стол, она нетвердой походкой направляется в сторону туалета.
Когда Элли выходит, Дэлил ждет ее у стола, открывая новую банку колы. Элли повисает на его руке и кричит:
– Хватит быть таким скучным! Выпей пива!
Он поднимает бровь.
– Выпью, потом. Хочешь еще потанцевать?
На танцполе Элли помахивает своей наполовину выпитой бутылкой. Какая это по счету – вторая? Третья? Четвертая?
– Кто считает?
– Что? – переспрашивает Дэлил, пытаясь перекричать гудящие басы и голоса рэперов.
– Кто считает? – тоже кричит Элли.
– Что считает? – выкрикивает он.
– Бутылки пива!
Дэлил смотрит на свою пустую банку колы и сминает ее в руке.
– Ладно, выпью с тобой пива. Пойдем. А то мои очки тут уже слишком запотевают.
– Это все из-за тех девушек на танцполе, – говорит Элли, качаясь на руке Дэлила, в то время как он пытается открыть две бутылки. – Это из-за них твои очки запотевают. Некоторые из них просто сногсшибательные. Как модели.
Дэлил пожимает плечами.
– Никто из них не симпатичнее тебя.
Элли громко хохочет. Дэлил протягивает ей покрытую конденсатом бутылку пива. Их пальцы соприкасаются, и она смотрит в его глаза или, по крайней мере, в запотевшие стекла очков. Ее сердце бьется быстрее, чем когда-либо. Потом – Элли сама не понимает, как и почему это происходит, – она прижимается к нему всем телом.
– Давай поцелуемся, – говорит она.
Дэлил ставит свою бутылку на стол и берет Элли за локти, а потом, засмеявшись, мягко отстраняет ее от себя.
Она чувствует, что на глаза у нее вот-вот навернутся слезы.
– Разве я тебе не нравлюсь?
– У меня есть принцип – не идти на поводу у девушек, когда они пьяны, – кричит он.
Элли поднимает брови и начинает отгибать пальцы.
– Во-первых, Дэлил Аллейне, я вовсе не пьяна. Я выпила всего две бутылки. Или три. А во‐вторых… ты так часто уже бывал в таких ситуациях, что выработал принцип?
– У каждого джентльмена должны быть принципы, – заявляет Дэлил. – Но, если честно, это первый раз, когда мне довелось применить мой принцип на практике.
Через какой-то – как кажется Элли, довольно долгий – промежуток времени она сидит на бетонном полу, прижавшись спиной к шлакоблочной стене, и плачет, сама не зная, почему.
– Ты можешь одолжить мне пять тысяч фунтов? – спрашивает Элли.
– Я бы одолжил их тебе, если бы они у меня были.
– А твои родители? Может быть, они могут занять мне деньги?
Дэлил смеется.
– Мой отец работает водителем автобуса, а мама – уборщицей. Нам хватает денег на жизнь, но едва-едва. Мне очень жаль, Элли.
– Если твой отец – водитель автобуса, а мама – уборщица, почему ты сам такой чудак-гений?
Он пожимает плечами.
– Мы обречены повторять прошлое, если не научимся извлекать из него уроки. Я прочел это…
– Знаю, знаю, в «Гардиан».
– В любом случае, это правда. Но я вовсе не считаю, что мои родители живут как-то неправильно. Они замечательные. И все мы в нашей семье странные по-своему, непохожие на других. Это как сказано в начале «Анны Карениной». Только на самом деле это касается не только несчастливых семей. Мы очень многого не знаем о других людях. Вот мой брат, например, безумно увлечен рэпом, а отец пишет картины с потрясающими видами Барбадоса, где он никогда не был. Просто по фотографиям. А моя мама поет как ангел. Все мы замечательны по-своему. Как и любая другая семья. Так же как и ваша.
– В нашей семье нет ничего замечательного. Всё у нас как-то не так.
– Вовсе нет, – мягко говорит Дэлил. – И даже если у вас что-то пошло не так, это не будет длиться вечно. Я прочитал, что Эйнштейн однажды сказал: «Учись на вчерашнем дне, живи сегодняшним, надейся на завтрашний. Самое главное – не прекращай задавать вопросы». Вот, для меня это в самую точку. Надейся на завтра. Именно поэтому я собираюсь стать писателем, или журналистом, или детективом. Или ими всеми одновременно. Ты не можешь перестать надеяться на завтра – это все равно что быть уже мертвым.
– Но для меня проблема в том, как жить сегодня, – говорит Элли. – Я не хочу быть ответственной за всю нашу семью. Я хочу просто быть ребенком.
Дэлил забирает у нее пустую бутылку.
– Дети не нагружаются пивом по самые брови.
– Еще как нагружаются, во Франции. – В кармане у нее начинает вибрировать телефон. – Так что я перееду во Францию, меня удочерит французская семья, и мы будем сидеть на балконе нашей квартиры в Париже, а я буду пить вино и читать «Анну Каренину». – Элли пытается выудить свой телефон из кармана джинсов, но безуспешно. – Кстати, сколько сейчас времени?
Дэлил смотрит на свои наручные часы – конечно же, старые электронные.
– Почти час.
Раздается радостный гул толпы на танцполе, и Дэлил поднимает голову.
– О, это Ферди вышел на сцену.
Внезапно Элли чувствует, что ее желудок сжимается, у нее выходит жидкая отрыжка, и она смотрит на Дэлила широко раскрытыми, полными слез глазами.
– Кажется, меня сейчас вырвет.
В туалетной кабинке со стенками из профнастила Элли стоит на коленях, держась за унитаз и безостановочно извергая содержимое своего желудка. Кто-то ломится в деревянную дверь, вопя, что ему срочно нужно отлить. Дэлил держит ее волосы, чтобы на них не попадал бесконечный поток рвоты.
– Извини, извини, извини, – тяжело дыша, бормочет Элли между приступами рвоты и всхлипываниями.
– Это моя вина, нельзя было позволять тебе столько пить, – говорит Дэлил, поглаживая ее по спине. Элли не может понять, успокаивает ее это или раздражает.
– Да, это ты виноват, – говорит она, снова наклоняясь над унитазом. – Ты не должен был давать мне пить столько пива. Почему у тебя нет такого принципа?
