Бауман поворачивается, чтобы взять чашку кофе у нависшего над ним помощника.
– Хотел бы я знать, с какой стати ему приспичило выходить в открытый космос прямо посреди ночи.
Клаудия замечает, что рядом с ней стоит Крэйг: он единственный из сотрудников в Центре управления, кто не выглядит только что вскочившим с постели.
– У меня есть некоторые соображения, – тихо произносит он. – Давайте отойдем.
Они отходят в сторону, чтобы Бауман их не слышал, и Крэйг говорит:
– Я просматривал расшифровки его телефонных разговоров. Тот мальчик, которому он помогал… его школьный научный конкурс должен состояться сегодня. В «Олимпии», в Лондоне.
Клаудия смотрит на Крэйга.
– Думаете, все связано именно с этим? Но зачем ему нужен прямой эфир на «Би-би-си» в одиннадцать?
Крэйг пожимает плечами.
– А вам удалось это устроить?
– Я этим занимаюсь, – уверенно отвечает Клаудия. Потом она откашливается и говорит Бауману: – Я пойду к себе в кабинет. Мне нужно поработать над некоторыми сообщениями для прессы. Звоните мне на мобильный, если будут новости.
Бауман кивает, не глядя на нее.
– Будем надеяться, что вам не придется выпускать пресс-релиз с сообщением, что этот несчастный кретин летит куда-нибудь на Венеру, только уже без корабля. – Он качает головой. – Я знал, что Томас Мейджор нам все испортит. Я знал это. Но разве кто-нибудь меня слушал?
Разумеется, Томасу прекрасно известно, что он должен провести добрых четыре часа, дыша чистым кислородом, прежде чем предпринять выход в открытый космос. Воздушная смесь на «Арес-1» содержит двадцать процентов кислорода и восемьдесят – азота, а давление поддерживается приблизительно такое же, как на уровне моря на Земле. Если Томас облачится в свой костюм для выхода в открытый космос – или скафандр, как ему больше нравится его называть, – при этом давлении, то он просто превратится в мишленовского Бибендума. Так что давление должно быть существенно уменьшено, для чего следует увеличить концентрацию кислорода практически до ста процентов.
Так сказано в инструкции, в которой также говорится о том, что, готовясь к выходу в открытый космос, необходимо дышать кислородом через респиратор в течение четырех часов. Томас рассчитывает, что требующееся время можно сократить вдвое, если вместе с этим активно заниматься на беговой дорожке. В итоге он выделяет на эту процедуру лишь шестьдесят минут, но все равно времени остается в обрез, чтобы все успеть – выйти в открытый космос, отрегулировать антенну, вернуться, восстановить нормальное давление и обеспечить к одиннадцати часам видеосвязь.
Томас понимает, что перед ним стоит невероятно сложная задача.
Тем более что там, куда ему предстоит выйти, все окутано мраком неизвестности.
Поэтому пока он просто занимается на беговой дорожке, глубоко дыша через респиратор, соединенный с кислородными баллонами у него на спине, и вспоминает.
Гидролаборатория в Звездном городке представляет собой большой круглый бассейн глубиной двенадцать метров. Последние пять часов Томас сидит в скафандре «Орлан» приятного бежевого «советского» цвета, в то время как трое врачей в белых халатах следят за его сердечным ритмом и другими физиологическими показателями, регистрируемыми с помощью закрепленных на его теле электродов. Заключенный в костюм и шлем, Томас может разговаривать с докторами и своим старым другом Миркатом только с помощью коротковолновой радиосвязи.
Миркат, раздетый до пояса, с гордо открытой широкой и волосатой грудью, во весь рот улыбается Томасу.
– Еще минут двадцать, и начнем.
В бассейн погружен орбитальный модуль «Союз-ТМ», больше всего похожий на гибридный «Арес-1». Гидролаборатория служит для того, чтобы имитировать состояние невесомости, позволяя тренировать космонавтов для работы в открытом космосе.
Томас кивает. Он не уверен, вызвано ли это постоянным притоком кислорода, насыщающего его организм, но он чувствует себя весьма необычно.
Один из врачей что-то говорит Миркату, и тот, нажав кнопку на своем радиотелефоне, весело говорит:
– У тебя сердце стучит, как дверь сортира на сибирском ветру. В чем дело?
– Просто мне что-то все это не нравится, – отвечает Томас, слыша свой звенящий голос, отдающийся эхом в шлеме. Я думал, что у нас фильм «Путешествие в космос», а не «Путешествие на дно моря».
– Империалистическая американская чушь! – заявляет Миркат, но Томас решает не уточнять, что «Путешествие в космос» вообще-то радиопередача «Би-би-си». – То ли дело у нас – «Броненосец «Потемкин»! Это про храбрых русских матросов, поднявшихся на революционную борьбу!
– Что-то не улавливаю связи.
Один из врачей кивает Миркату, и тот говорит в радиотелефон:
– С сердечным ритмом порядок. Начинай погружение.
Томас смотрит на трос от лебедки, который Миркат собирается пристегнуть к его скафандру.
– Я не уверен, что смогу это сделать.
– Глупости! – говорит Миркат, сильно хлопая Томаса по плечу, что хорошо чувствуется даже через толстый костюм. – Мне вот однажды довелось переплыть Топозеро… в январе! В чем проблема, Томас? Ты что, не умеешь плавать?
Лебедка поднимает его, и он оказывается над голубой поверхностью бассейна, глупо болтаясь в воздухе, пока его не начинают опускать в воду, навстречу мерцающему в глубине «Союзу».
– Представь себе, что выходишь в космос! – слышит он голос Мирката. – Кругом пустота и бесконечность!
Пит не вынырнул!
Томас погружен в воду уже по пояс.
– Бесконечная красота космоса! – кричит Миркат.
Пит в пруду!
– И ничего! Ничего вокруг! Вечность и бесконечность!
Он утонул! Он утонул!
Вода плещет уже в забрало его шлема. Томас изо всех сил зажмуривает глаза.
Он должен войти в воду!
– Питер! – срывающимся голосом кричит Томас.
– Что? – спрашивает Миркат. – Кто такой Питер?
Томас чувствует, как все глубже погружается в воду, и «Союз» уже более отчетливо вырисовывается перед его глазами. Он чувствует головокружение и слабость.
Почему он ничего не делает?
Он мог броситься на помощь. Он слишком долго мешкал. Он мог броситься в воду, но не решался. Ему было страшно. Страшно нырнуть в пруд. Он так боялся, что не смог спасти своего брата. Страх победил его и забрал Питера.
Он должен вытащить его.
Страх раздавил Томаса. Из-за его страха Питер погиб буквально у него на глазах, а его мать стала ходячим трупом.
Томас пари́т в синей глубине, и тяжелый камень на его душе вдруг становится невесомым. Он больше не тянет его на дно. Этот груз как будто на какое-то время перестает существовать.
