За десять лет до дела Симпсона, когда обвинение только начинало прибегать к доказательствам на основе анализа ДНК и лишь прокурор мог затребовать применение генетических технологий, адвокаты быстро парировали любые нападки обвинения. Вопросы адвокатов выглядели приблизительно так: по каким стандартам определяется совпадение между образцом ДНК, найденным на месте преступления, и образцом, взятым у подозреваемого при анализе крови? Такие вопросы оставались спорными до тех пор, пока технология еще основывалась на методе RFLP. При его применении «отпечаток» ДНК представляет собой последовательность полосок на рентгеновской пленке. Если полоски, получающиеся при анализе ДНК с места преступления, не идентичны с рисунком из ДНК подозреваемого, то какой процент различий можно считать допустимой погрешностью, превышение которой дает основание для признания двух образцов несовпадающими? В иначе сформулированном виде вопрос выглядел так: что такое «одинаковые» образцы? Также оспаривалась техническая компетентность специалистов, проводивших исследование. Дело в том, что изначально, когда генетическая дактилоскопия выполнялась в криминалистических лабораториях, сотрудники которых не обладали бесспорным опытом в анализе ДНК и обращении с ней, то и дело случались критические ошибки. Правоохранительные структуры понимали: для того чтобы сохранить в арсенале это новое мощное орудие, необходимо снять возникающие вопросы. На смену методу RFLP пришел новый аналитический метод, связанный с исследованием маркеров под названием «короткие тандемные повторы» (short tandem repeat, STR). Размер таких STR-маркеров можно измерить гораздо точнее, избавившись от субъективного сравнения RFLP-полос на рентгеновской пленке. Криминалистическое сообщество действительно испытывало затруднения, связанные с разной технической компетентностью специалистов, – было необходимо выработать единую регламентацию для процедур генетической дактилоскопии, систему ее аккредитации.
Однако наиболее яростно адвокаты обрушивались на числовые показатели. Тогда как прокурор выдвигал доказательства, связанные с ДНК, в терминах бесстрастной и, казалось бы, неопровержимой статистики, адвокат иногда давал ему отпор, указывая на тенденциозные допущения, возникавшие при вычислении погрешностей из разряда «одно совпадение на миллиард». Располагая фингерпринтом ДНК с места преступления, чем можно руководствоваться при расчете вероятности (или, скорее, невероятности) того, может ли эта ДНК принадлежать кому-либо, кроме главного подозреваемого? Следует ли сравнить эту ДНК с образцами из случайной выборки, взятой у других индивидов? Например, если главный подозреваемый – европеоид, то следует ли сравнивать его ДНК лишь с ДНК европеоидов, учитывая что генетическое сходство обычно выше среди представителей одной расы, нежели в случайной выборке индивидов? Но мы-то с вами знаем, что так бывает далеко не всегда. Шансы будут варьировать в зависимости от того, какие допущения покажутся вам разумными.
Попытки отстаивания выводов, основанных на малопонятных принципах популяционной генетики, могут дать обратный эффект, например запутать присяжных или усыпить их внимание. Зрелище, как некто изо всех сил пытается натянуть перчатку, которая ему попросту не подходит, может говорить больше (по собственному опыту о гораздо большем), чем целая гора статистических данных.
Результаты генетической дактилоскопии, представленные на процессе Симпсона, были фактически не в пользу обвиняемого. Капля крови, взятая с тела Николь Браун Симпсон, а также другие капли крови, найденные на дорожке рядом с местом преступления, практически наверняка принадлежали О. Джею Симпсону. Не менее бесспорно удалось установить, что на перчатке, найденной дома у Симпсона, присутствует кровь самого Симпсона и обеих жертв. Кровь, найденная на носках и в салоне «Бронко», также совпадала с образцами крови Симпсона и его бывшей жены.
Тем не менее в конце концов, с точки зрения присяжных, уголовное дело против Симпсона следовало закрыть не столько из-за невозможности объяснить таинственные тонкости популяционной генетики, сколько из-за более старой беды – обвинения в некомпетентности в адрес полиции. Молекула ДНК настолько стабильна, что ее можно извлечь из пятен спермы, которым несколько лет, либо из пятен крови, собранных с тротуара или с руля автомобиля-универсала. Однако ДНК легко распадается, особенно при высокой влажности. Как и с любыми криминалистическими уликами, достоверность доказательств с применением ДНК зависит от качества сбора, сортировки и представления оных. В уголовных делах всегда существует формальное требование – необходимость собрать «цепочку доказательств», подтверждающих, что предмет, найденный, по словам оперативников, в конкретном месте, действительно там находился, прежде чем оказался в самозакрывающемся пакетике с ярлыком «основное вещественное доказательство». Отследить путь молекулярных улик несравнимо сложнее, чем путь ножа или пистолета; соскоб с тротуара визуально может быть неотличим от соскоба со стойки ворот, а извлеченные из него образцы ДНК в пластмассовых пробирках, несомненно, будут выглядеть еще более схожими между собой. Команда адвокатов Симпсона под руководством харизматичного Джонни Кокрейна-младшего смогла привести ряд доводов в пользу как минимум возможности или даже вероятности того, что образцы были перепутаны или, того хуже, загрязнены.
Например, такой вопрос возник по поводу пятна крови, найденного на задних воротах в доме Николь Браун Симпсон. Пятно каким-то образом упустили во время первичного обследования места преступления, и этот образец взяли лишь через три недели после убийства. Криминалист Деннис Фунг предъявил фотографию пятна, однако Шек представил другую фотографию, сделанную на следующий день после убийства: там пятна не было. «Где оно, мистер Фунг?» – воскликнул Шек в лучших традициях Перри Мейсона. Ответа не было. Защита смогла посеять в рядах присяжных настолько серьезные сомнения по поводу происхождения образцов ДНК и обращения с этими уликами, что в итоге все эти улики были забракованы.
Генетическая дактилоскопия с применением коротких тандемных повторов. ДНК двух подозреваемых сравнивается с ДНК, найденной на месте преступления. Фингерпринт B совпадает с ДНК, найденной на месте преступления
С конца 1990-х годов анализ с использованием коротких тандемных повторов пришел на смену анализу полиморфизма по длине рестрикционных фрагментов ДНК в качестве ключевого метода генетической идентификации. Короткие тандемные повторы, где последовательности по два – четыре основания могут встречаться по семнадцать раз, обычно амплифицируются при помощи реакции ПЦР. Например, D7S820 – участок хромосомы 7, где последовательность АГАТ может встречаться от семи до четырнадцати раз. Оказывается, ДНК-полимераза – фермент, копирующий ДНК, – плохо воспроизводит именно такие повторяющиеся фрагменты (в недостаточном количестве), поэтому на уровне копирования последовательности АГАТ в седьмой хромосоме возникает множество мутаций. Иными словами, число копий АГАТ у разных людей отличается сильной вариабельностью. Получая по две копии седьмой хромосомы (по одной от каждого из родителей), мы обычно получаем разное число АГАТ-последовательностей от каждого – скажем, восемь от отца и одиннадцать от матери. Однако это не означает, что индивид не может быть гомозиготным, то есть получить от обоих родителей равное число таких последовательностей (например, 11 и 11). Если выполнить генетическую дактилоскопию образца, найденного на месте преступления, и если он при этом совпадет с фингерпринтом участка D7S820 у подозреваемого (например, 8 и 11), то у нас есть факт в пользу совпадения, опять же только факт, а не однозначное доказательство. Поэтому необходимо проверить множество участков; чем больше найдется таких участков, где ДНК с места преступления совпадает с ДНК подозреваемого, тем авторитетнее доказательства и тем меньше вероятность, что ДНК с места преступления могла принадлежать кому-то другому. По стандартам ФБР, генетическая дактилоскопия выполняется по фингерпринтам ДНК с 12 таких участков, а также по маркеру, определяющему пол того индивида, которому эта ДНК принадлежит. В январе 2017 года ФБР увеличило число участков, исследуемых методом STR, до 20.
