– Мэтт, нам нужно поговорить. – В дверях стоял суперинтендант, и в голосе его звучала озабоченность.
– Заходите, сэр. Я как раз читаю предварительный отчет патологоанатома.
– М-м, я его тоже видел, и еще Рори только что мне позвонил. – Пододвинув себе стул, суперинтендант, крупный мужчина, откинулся на спинку и уставился на Мэтта. – Он полагает, что Гэбриэл – мальчик городской, точнее сказать – из большого города. Рори отправил образцы судебному ботанику – это специалист по пыльце растений, обнаруженной на человеческих останках. Тот должен указать нам место, хотя бы примерное, откуда ребенок. – Суперинтендант раздраженно пнул пяткой вытертое пятно на ковре. – Видишь ли, Мэтт, я полагаю, что ребенка похитили именно потому, что его происхождение трудно проследить. А убили его, я так думаю, – он сделал рассчитанную на эффект паузу, – из-за тебя.
В желудке у Мэтта что-то нехорошо шевельнулось.
– Откровенно говоря, сомнений в том, что кто-то изо всех сил пытается привлечь твое внимание, почти никаких. Понять бы еще зачем.
– Еще неплохо бы понять кто, сэр, – горько произнес Мэтт.
– Само собой. Так вот, я составил список негодяев, у которых есть причины тебя ненавидеть. К сожалению, счет на десятки. Пришлось привлечь инспектора Пэкера, его группа сейчас отслеживает каждого и выясняет, где они были.
Мэтт наклонился к столешнице и спрятал лицо в ладони.
– Да кому могло прийти в голову убить невинного ребенка только для того, чтобы привлечь мое внимание? Черт возьми, мое внимание и так было полностью в их распоряжении с того самого момента, как я увидел первое фото!
– Знаю. Может, он лишь пытается подчеркнуть, что серьезно настроен?
– Но чего ему от нас нужно-то? И что мы, собственно, должны думать – что это воскресший из мертвых первоначальный убийца?
Редпат помолчал.
– Если Гэбриэл нас никуда не приведет, останется лишь ждать, пока убийца не даст нам знать, чего хочет.
– Ну конечно! А он тем временем убьет еще черт знает сколько детей!
– Мэтт, твоей вины здесь нет. Его поступки выдают в нем опасного психопата.
– Прошу меня простить, сэр, очевидно, я действительно чем-то здорово насолил этому выродку. Вот только чем?
– И действительно ли тут имеется связь с убийствами на топях Гиббет, или это просто дымовая завеса, прикрытие, чтобы направить нас по ложному следу? – Суперинтендант откинулся на спинку стула. – Может, и зря, но я также поручил Пэкеру составить список всех тех, кто работал вместе с тобой по первоначальному делу. Хотя особой надежды нет, вдруг кто-нибудь вспомнит что-нибудь проливающее свет.
Мэтт пожал плечами.
– Подозреваю, что большинство давно на пенсии, если вообще живы.
– Особого вреда от разговора с ними тоже не будет – я хочу сказать, с теми, кто жив. И вот еще что, Мэтт, я совершенно не хочу вмешиваться, но, учитывая всю серьезность ситуации, просто вынужден.
Мэтт глянул суперинтенданту в глаза и подумал – что-то еще меня ждет.
– Есть ли у тебя кто-нибудь, с кем ты… с кем ты очень близок? Потому что они тоже могут быть в опасности.
– Что? В какой опасности? – В голове у Мэтта крутилось сейчас только одно имя: Лиз Хэйнс.
– Бога ради, а то ты сам не понимаешь! Я подумал в том числе и о твоей матери.
Сердце Мэтта окаменело.
– От моей матери не так много осталось, сэр, чтобы ей угрожать. Она уже не живет, только существует.
– Она в доме престарелых?
– Да, сэр.
– Убийца может и не знать о ее состоянии. Нам следует предупредить администрацию, а также организовать для нее неприметную защиту.
– Как скажете. Я им позвоню и все объясню.
– Съезди лично. Она все-таки тебе не чужая.
Мэтт лишь кивнул. Перспектива свидания его не слишком радовала.
– А близкие друзья? В том числе подруги? Я имею в виду – по-настоящему близкие.
– Никого, сэр. – Он подумал, а так ли это на самом деле. – Вы же меня знаете. Семью мне заменяет работа. – Показалось ему сейчас, или суперинтендант как-то странно на него взглянул? – Честное слово, сэр. Ближе, чем сослуживцы, у меня никого нет. – Ну, хоть это правда, пусть даже одна из коллег и значительно ближе остальных.
– Они-то в состоянии позаботиться о себе и друг о друге, так что давай сфокусируемся на твоей матери, хорошо?
– Сейчас же и поеду. До возвращения передам дела инспектору Хэммонду.
– А где сержант Хэйнс? Я ее не видел.
– У нее муж из Ирака вернулся – внезапно и ненадолго. Самолет приземляется, – Мэтт бросил взгляд на часы, – с минуты на минуту. Я знаю, что у нас здесь дел по горло, однако с учетом обстоятельств, надеюсь, вы не станете возражать.
Редпат кивнул и поднялся на ноги.
– Разумеется. А, вот и почта. – Он взял кипу бумаг из рук улыбающегося курьера с почтовой тележкой. – Надеюсь, здесь у тебя ничего такого.
Мэтт принялся торопливо сортировать конверты – и вдруг застыл.
– Не уверен, сэр. – Он натянул перчатки и извлек знакомый конверт. – Еще одно.
– Осторожней! Может статься, на этот раз он решил навредить тебе физически. Помнишь того психа, который рассылал по почте сибирскую язву?
– Думаю, он нас собирается еще помучить, прежде чем решится на что-то такое. – Мэтт поднял голову. – Не хотите подождать в коридоре, сэр? И распорядитесь заодно, чтобы никто там не ходил.
Суперинтендант ответил ему сердитым взглядом.
– Коридор я сейчас проверю, но если уж ты собрался открывать, сделаешь это в моем присутствии, ясно?
Минуту спустя Мэтт извлек из конверта сложенный лист бумаги, а из него – фотографию. Перевернул и уставился на нее.
– Вид, безусловно, красивый…
Голос Редпата долетел до него словно издалека. Мэтт не мог оторвать глаз от пейзажа на фото.
– Что там?
Он почувствовал, что не способен вымолвить ни слова. Больше всего ему сейчас хотелось остаться одному, чтобы все же попытаться понять, на что он смотрит.
– Мэтт! Бога ради, что там, на этом треклятом фото?
Он рухнул на стул, глубоко вздохнул и заставил себя заговорить:
– Когда я нашел Джейми Мэтрэйверса, а следом умерла моя жена, я был сильно не в себе.
– Да, да, я читал твое личное дело. Какое отношение…
– Один я не справлялся и в конце концов согласился на какое-то время поехать в полицейский санаторий. – Мэтт содрогнулся, живо представив, как сидит вместе с себе подобными на сеансе психологической помощи – он называл это «кружком душевных калек» – и пытается говорить о своих тревогах. – Восстановиться-то я восстановился, но понял, что в моей жизни наступил поворотный момент, так что я взял пару недель отпуска и отправился искать самого себя. – Серьезнейший личный кризис звучал сейчас в его описании словно заметка в бульварной прессе. – Я не был уверен, сэр, что хочу оставаться в полиции. Требовалось время, чтобы разобраться в своих чувствах. – Он смотрел на фото и вспоминал исходящий от пыльной дороги жар, аромат эвкалиптов, разлитый в воздухе, и дикого тимьяна – из-под ног, видел оливковую рощу, что тянется вдаль до самых холмов, густо поросших соснами. Вспоминал холодную лазурь Эгейского моря, плещущего вокруг лодыжек.
