* * *
Если не считать легкого подрагивания руки, перелистывающей страницы фотоальбома, маленькая и аккуратная Линда Годдард ничем не выдавала, что творится у нее в душе.
– Да, Джемма наша приемная дочь. Наш единственный с Джеймсом ребенок умер во время родов, а после этого были только выкидыш за выкидышем. Когда я очнулась после очередного, мне сказали, что спасло меня лишь удаление матки. Если это можно назвать спасением… – Она слабо улыбнулась Дэвиду. – Мы оба ужасно хотели детей.
Джеймс, высокий и худой, как палка, присоединился к беседе.
– И решили взять приемного ребенка. Мы и не представляли себе, насколько это сложно. Набегались, намучились, впору было руки опустить – и тут позвонили из агентства, где мы зарегистрировались.
– Замечательные люди, – продолжила Линда. – Мистер Пирт лично занимался делом Джеммы, и он буквально из кожи лез, лишь бы нам разрешили взять бедняжку.
– Вы знали, что у нее было трудное детство?
– Разумеется, суперинтендант, мы знали всю историю целиком, все ужасы, – ответил Джеймс. – Так положено, потому что это может повлиять на дальнейшую жизнь ребенка.
– К счастью, с ней все оказалось в порядке, правда, дорогой? Когда мы взяли ее к себе, она просто расцвела. – Линда Годдард передала Редпату фотографию. – Это Джемма вскоре после удочерения. Понимаете, когда мы увидели ее в первый раз, она нам так улыбнулась, словно только нас и ждала.
Он смотрел на фото. Обычный здоровый ребенок. Глазастый, улыбчивый. Даже удивительно, что она так быстро восстановилась после всего, что с ней было в раннем детстве.
– А в школе она как училась?
– На «отлично». Умница, сообразительная, спортивная.
– Друзья?
Сразу никто не ответил. Потом Джеймс Годдард промолвил:
– Она очень держится за тех, кто ей близок, однако в детстве была скорее одиночкой. Ей больше нравилось проводить время с книжками, с компьютером или собаку выгуливать. Вечеринками она никогда особо не увлекалась, да оно и к лучшему, если учитывать, как молодежь сейчас пьет да колется.
– Успела три курса университета окончить, прежде чем пошла в полицию, – с гордостью добавила Линда.
– А когда именно она решила, что хочет стать полицейским? – Суперинтендант принял из рук психолога чашку чая и взглянул на Джеймса.
– Еще в детстве. Всегда к этому стремилась. Мечтала исправить несправедливость. Сражаться с преступниками и отправлять их за решетку.
– Мы никогда не сомневались, суперинтендант, что она своего добьется. – Линда замялась, тонкий слой ее самообладания дал трещину. Она с трудом подавила всхлип. – Хоть это и опасная профессия. Вон оно как все обернулось!
– Успокойся, милая. Ее отыщут. Она у нас храбрая девочка. – Джеймс обнял жену одной рукой и крепко прижал к себе.
«Храбрая девочка?» – подумал Дэвид. Если она действительно дочь Мэтта Балларда, то неудивительно.
– Прошу прощения, что вынужден беспокоить вас своими вопросами в столь трудное время, но у меня осталось всего несколько. – Он поставил чашку на столик и сел попрямей. – Джемма знает, что она приемный ребенок?
Джеймс выпустил жену из объятий, хотя и продолжал держать ее за руку.
– Разумеется. Она попала к нам в семь лет. И всегда знала, что приемная.
– А про своих биологических родителей она не спрашивала?
Линда покачала головой.
– Когда ей исполнилось одиннадцать, мы сказали, что готовы честно ответить на любые вопросы о ее прошлой жизни. Но у нее такое доброе сердечко, она только сказала, что никакой прошлой жизни до нас у нее не было, что мы – ее семья, здесь ее любят, а все остальное неважно… Мы спрашивали ее каждый год, пока ей не исполнилось двадцать, и Джемма каждый раз отвечала то же самое. – Она вдруг перестала плакать и обеспокоенно нахмурилась. – Но какое отношение все это имеет к похищению?
– Мы пытаемся составить полную картину, миссис Годдард. Нам нужно знать о ней все, что возможно. То, чего нет в личном деле. Быть может, что-то проистекает из ее прошлого, потому, боюсь, я и вынужден задавать вам эти нелегкие и очень личные вопросы. – Дэвид сочувственно улыбнулся. – Понимаю, что вам нелегко, и прошу простить меня, однако не могли бы вы рассказать про ее отношения с Роем Латимером?
При упоминании этого имени оба родителя оживились.
– Рой – самое лучшее, что случилось в ее жизни, не считая того, что она оказалась у нас, само собой. Такой милый молодой человек и так ее любит. Мы уже надеялись… – Линда вдруг застыла с полуоткрытым ртом, словно впервые осознав, что любые планы на будущее сейчас повисли в неопределенности.
– Он просил передать, что обязательно вам позвонит, и чтобы вы, если что-то нужно, не стеснялись звонить ему сами.
– Бедный Рой, наверное, с ума сходит от беспокойства. – Снова хлынули слезы, Линда повернулась к окну, все ее спокойствие рассыпалось под напором страха. – Уже темнеет, а моя девочка где-то там, у этого маньяка!
* * *
Суперинтендант Редпат вышел наружу, чувствуя глубочайшее сочувствие к двум людям, взявшим к себе ребенка с израненной душой и исцелившим его своей любовью – лишь для того, чтобы какой-то злодей снова лишил их дочери.
Усевшись в машину и глядя в окно на сгущающиеся сумерки, он думал о том, как воспримет новости Мэтт. Джемма действительно приемная дочь, и занималось ей то самое агентство, на которое указал убийца. Очевидно, правда и все остальное.
Глядя в затылок водителя, суперинтендант решил, что Мэтта пора снимать с расследования. Дело приняло слишком личный и слишком опасный оборот. Рассудок Мэтта, и так-то не в лучшем состоянии, может попросту не выдержать, а это будет означать, что кто-то пострадает или даже погибнет. Как только он вернется в участок, надо будет с ним поговорить. Никаких вежливых просьб, прямой приказ! И пусть уедет в безопасное место. Да, бедолага будет с ума сходить, ожидая исхода расследования, но лучше это, чем если по Линкольнширу будет носиться ангел мщения, сорвавшееся со станины заряженное орудие, крушащее все на своем пути.
Суперинтендант снова выглянул во мрак за окном, на этот раз произнося безмолвную молитву за двух пропавших полицейских и одного мальчика.
Глава 27
Болота затянуло тонкой водянистой дымкой; все, чего она касалась, немедленно пропитывалось влагой. Сгущались сумерки, от унылого пейзажа осталось разве что воспоминание. К Лиз мучительно медленно возвращалось сознание.
Чувство было такое, что на месте виска у нее зияющая дыра, а при первой же попытке пошевелиться голову резко прострелила боль, вызвав приступ тошноты. Лиз довольно скоро поняла, что не стоило и пытаться – ее руки были плотно обмотаны жесткой и весьма надежной клейкой лентой. Она лежала на твердой, словно камень, поверхности, вокруг странно пахло.
