– А вон там? – показывает она. – Что-то вроде летнего домика или сарая.
К Нине подходят двое коллег. Снаружи заросли сорняков по колено и полно крапивы. Кучей валяется садовая пластиковая мебель, стулья грязные и перевернуты вверх ножками. Срезанную траву пучками бросали где попало. Прямо у ворот стоит большой кирпичный сарай с черепичной крышей, увитой плющом. Некоторые окна выбиты.
– Понимаете, о чем я?
Ближе к строению картина проясняется. К сараю земля берет крутой уклон, так что тот стоит на возвышении.
– Думаю, под этими досками вполне может оказаться пустота, – говорит Нина, просовывая руку сквозь разбитое окошко, чтобы открыть дверь.
Внутри все заставлено старыми банками из-под краски и средствами от сорняков, на полу ржавеют садовые инструменты. Из-под карниза торчит гниющее осиное гнездо, с гвоздя свисает покрытый пятнами защитный костюм.
Чаллоу топает ногой – слышно глухое эхо.
– Кажется, ты права.
Он приподнимает край циновки: из нее сыплются грязь и песок, в разные стороны ползут мокрицы.
– В кои-то веки, – обращается Чаллоу к своей команде, – нам повезло.
В полу под циновкой спрятан люк.
* * *
– К ней можно зайти, хотя не знаю, будет ли толк.
Эверетт выходит из комнаты ожидания и следует по коридору за медсестрой. По пути встречаются старик с ходунками и два врача с планшетами для бумаги. Плакаты на стенах призывают мыть руки и правильно питаться, а также учат распознавать симптомы инсульта. Палата в самом конце коридора, на койке сидит девушка в больничной рубашке. Выражение «бледная как полотно» приходится кстати, потому что ее лицо лишь немногим темнее простыни, которую она прижимает к груди. Не только кожа, но и глаза и даже волосы выглядят какими-то бесцветными. Словно ее покрыли тонким слоем пыли. Вокруг губ следы герпеса.
Заметив Эверетт, девушка испуганно смотрит на нее и вжимается в подушку.
– Я подожду снаружи, – тихо говорит сестра и закрывает дверь.
– Можно, я сяду? – спрашивает Верити, показывая на стул.
Девушка молчит. Эверетт отодвигает стул подальше от кровати и садится.
– Скажете, как вас зовут? – осторожно обращается она к пострадавшей. Та лишь не сводит с нее глаз.
– Мы знаем, что вы пережили нечто ужасное, и хотим понять, что случилось. Хотим найти того, кто сотворил с вами такое.
Бедняга сильнее сжимает простынь пальцами. Под сломанными ногтями грязь.
– Да, это очень трудно. Я не хочу, чтобы вам стало еще хуже, но нам нужна ваша помощь.
Девушка закрывает глаза.
– Помните, как все было? Как вы попали туда?
Из-под век текут слезы и медленно катятся по щекам.
Какое-то время обе молчат, и тишину нарушает лишь гул из коридора – шаги, голоса, позвякивание каталок. Звук приехавшего лифта.
– Малыш очень милый. Как его зовут? – задает вопрос Эверетт, когда девушка открывает глаза.
В ответ та начинает качать головой, а потом издает испуганный крик и вся съеживается. Прибегают медсестры, и Эверетт оказывается по другую сторону закрытой двери.
* * *
На то, чтобы успокоить девушку, понадобилось двадцать минут и один укол. Из палаты выходит врач и садится на стул рядом с Эверетт.
– Что произошло? – спрашивает она. – Что я сделала не так?
Доктор глубоко вздыхает.
– Психиатр считает, что у нее посттравматическое расстройство. Честно говоря, в этом нет ничего удивительного. Для людей, попавших в такую ситуацию, вполне естественно подавлять воспоминания о случившемся. Мозг включает режим выживания и отсекает болезненные мысли, а вопрос о ребенке заставил ее снова подумать о том, через что она прошла, и бедняжка просто не выдержала. Боюсь, она еще не скоро сможет все рассказать.
– Сколько времени уйдет на восстановление?
– Трудно сказать. Может, пара часов, может, пара недель. А может, она так и не оправится.
Эверетт опускает лицо в ладони.
– Черт, что же я натворила…
– Не корите себя, – по-доброму утешает ее врач. – В ваших намерениях не было ничего плохого.
Он кладет руку ей на плечо, но спустя мгновение уходит, забирая свое теплое прикосновение.
* * *
Пространство под люком всего в полметра глубиной, внизу лишь земля и щебенка. Чаллоу ложится на пол животом вниз и светит фонариком.
– Ага, здесь точно что-то есть… Нина, сможешь пролезть? Мне, боюсь, габариты не позволят.
Чаллоу встает и уступает место Нине, которая спрыгивает вниз и опускается на четвереньки. Он подает ей фонарик, и она скрывается из виду.
– Осторожно, вдруг там крысы, – радостно предупреждает Чаллоу.
«Теперь-то уж что», – кривясь, думает Нина. Она водит фонариком слева направо. Слышится шорох, в темноте блестят маленькие глазки. Фонарик вдруг задевает что-то совсем рядом с ее лицом. Что-то острое, черное и давно мертвое. Тонкие ножки, пустые глазницы, как в костюме привидения на Хеллоуин. Выдохнув, Нина приглядывается и понимает, что это всего лишь птица. Похожая на ворону.
Однако это еще не всё. Свет выхватывает не череп и не высушенные кости, а свернутое одеяло. Остальное – работа воображения. Нина догадывается, что в одеяле.
В горле пересохло – и не только от пыли. Сглотнув, она кричит:
– Что-то есть! Запечатано клейкой лентой, но размер соответствует.
Нина ползет обратно, задевая головой половицы, и выбирается наружу.
– Пожалуй, надо разобрать пол, – говорит она и протирает руки о костюм.
– И обязательно все пометить ярлыками, – добавляет Чаллоу. – Мы должны понять, что здесь было, и везде снять отпечатки.
– Может, лучше вызвать судмедэксперта?
– Он уже едет.
* * *
Марк Секстон звонит юристу из своего офиса в высотке «Кэнери-Уорф». Тринадцатью этажами ниже Темза медлительно направляет воды к морю, а в трех милях к западу отсюда переливается на солнце небоскреб «Шард». Звук телевизора в углу выключен, однако Марку видна бегущая строка и фотографии дома на Фрэмптон-роуд. Не только соседского, но и его.
– Как это они, черт возьми, не знают? Сколько времени длится гребаная криминалистическая экспертиза?
– Я не спец в этой области, – увиливает юрист, – хотя знаю одного королевского адвоката-уголовника. В смысле, он специализируется на уголовных делах, – смеется он.
Секстон не настроен шутить.
– Просто свяжись еще раз с этими придурками из долины Темзы, ладно? Рабочие пригрозили взять с меня неустойку, если им не разрешат вернуться к работе до конца недели, или вообще найти другого заказчика. А это значит, что они месяца полтора будут не спеша перестраивать чью-нибудь гребаную кухню.
