– Алекс, никакой встречи однокурсников не было? Только ты и эта Эмма?
Она дергает ручку сумки.
– Слушай, я просто хотела расспросить ее, узнать, что для этого нужно.
– Несмотря на мое мнение. Несмотря на то, что мы договорились…
Алекс поднимает голову, ее глаза полны слез.
– Мы не договаривались. Это ты договорился. Я знаю, как ты ко всему относишься, но как насчет моего отношения к ситуации? С Джейком меня и не волновало, что других детей у нас нет, но когда мы его потеряли… – Она с трудом унимает дрожь в голосе. – Когда мы его потеряли, это было просто невыносимо. Вместе с ним умерла часть меня. Умерла мать, которая ставила жизнь ребенка выше своей. И я хочу вернуть эту часть, понимаешь?
– Конечно, понимаю. Я же не идиот.
– Так почему ты отказываешься хотя бы рассмотреть такую возможность? Эмма говорит, эти дети отчаянно нуждаются в любви, стабильности и поддержке, которую мы могли бы обеспечить…
Я встаю, забрав бокал и бутылку, и направляюсь на кухню, чтобы загрузить посудомойку. Через пять минут Алекс появляется в дверном проеме.
– Ты боишься полюбить другого ребенка сильнее, чем Джейка? Если дело в этом, то я все понимаю, правда.
Я заканчиваю с посудой и облокачиваюсь на столешницу.
– Ты же знаешь, что дело не в этом.
Алекс подходит ближе и касается моей руки – очень осторожно, словно боится быть отвергнутой.
– Ты не виноват, – тихо говорит она. – Его смерть не делает нас плохими родителями.
За последний год я сотни раз повторял эти слова Алекс. Как же вышло, что теперь в утешении нуждаюсь я?
Обнимаю жену и, крепко прижав ее к себе, чувствую, как она дышит, как бьется ее сердце.
– Я люблю тебя.
– Знаю, – шепчет Алекс.
– Я люблю тебя – вот что я имею в виду. Этого достаточно. Мне не нужен другой ребенок, чтобы… не знаю… почувствовать себя полноценным или найти смысл в жизни. У меня есть ты, работа, все это… И больше мне ничего не нужно.
* * *
Позже, лежа в кровати и прислушиваясь к ее дыханию, я смотрю сквозь шторы на темно-синее небо и задаюсь вопросом: соврал ли я? В смысле, не намеренно, а просто умолчав об истинной причине. Да, я действительно не хочу усыновлять ребенка, но не потому, что моя жизнь и так полна. Просто сама идея безумно меня пугает. Это все равно что вытащить шарик из гигантского лотерейного барабана. Воспитание – штука важная, однако зов крови сильнее. Мои родители так и не сказали, что они мне не родные, а я знаю, знаю это уже давно. Нашел документы в отцовском столе, когда мне было десять лет. Непонятные слова пришлось посмотреть в словаре, и все же я понял суть. Все вдруг встало на свои места. Я не был похож на них внешне, да и мыслил совершенно иначе. Чувствовал себя отщепенцем в собственной жизни. Месяцами, годами ждал, что они признаются, хотя знал, что такого не случится. Скажи я об этом Алекс, она ответила бы, что мы все сделаем по-другому. Что будем современными родителями, открытыми и честными, и не станем повторять чужих ошибок. Что большинство приемных детей счастливы и уравновешены, живут вполне хорошей жизнью. Может, так и есть. А может, они, как я, просто не хотят говорить об этом.
* * *
Я просыпаюсь в семь. Место Алекс в постели уже пустует. Она на кухне, одетая и готовая к выходу.
– Как ты рано встала…
– Надо отвезти машину в сервис, забыл? – говорит жена, делая вид, будто возится с кофеваркой.
– Тебя забрать вечером?
– Разве ты не будешь занят допоздна с этим делом?
– Скорее всего. Но предположим, я смогу за тобой заехать, а если не получится, скину сообщение на почту.
– Ладно. – Алекс едва заметно улыбается, целует меня в щеку и хватает ключи. – Тогда до встречи.
* * *
– Тело пока не опознано. Какая-то задержка с получением стоматологической карты. На защитном костюме, найденном в сарае, нет видимых следов крови, но на всякий случай проведем анализ ДНК. Вероятность, конечно, мала – если Харпер и надевал что-нибудь такое, когда отвозил машину Ханны, то давно уже выкинул.
Куинн у меня в кабинете, сообщает новости по делу, держа планшет в руке. И как он раньше обходился без этой штуки?
– Эв снова в больнице. От Джима Николлса пока ничего – видимо, он в отъезде. Попробуем связаться с ним еще раз. Супер
[11] уже два раза дергал насчет пресс-конференции. Я сказал, что вы к нему зайдете. – После паузы Куинн добавляет: – Вы знали, что Мэтью Шор пишет книгу?
– Нет, да и с чего бы ему нам сообщать…
– С Осборном говорили?
Я качаю головой:
– Не могу дозвониться, все время попадаю на голосовую почту.
– Как насчет Мэтью Шора? Он ведь проводит собственное расследование. Вдруг что-нибудь нашел, тем более у него свежий взгляд…
– Забудь об этом, Куинн, – раздраженно отвечаю я. – Найди он что-то, мы бы давно знали, уж поверь мне. Шор – тот еще тип. Начнем с ним общаться, и он использует это против нас. Понятно?
Сержант уставился в свой список, я окликаю его.
– Куинн? Ты меня слышишь?
Он поднимает взгляд, потом снова смотрит в планшет.
– Конечно, как скажете. Тогда остается Харпер. Я попросил сержанта охраны привезти его в комнату для допросов номер один, адвокат как раз приехала.
Я допиваю кофе и морщусь: что бы они ни делали с этим аппаратом, результат лучше не становится.
– Найди Гиса, он пойдет со мной.
Я снимаю пиджак со спинки стула, чувствуя на себе косой взгляд Куинна. Нет, я его не наказываю, но пусть поволнуется денек-другой.
* * *
Допрос доктора Уильяма Харпера,
произведенный в отделении полиции
Сент-Олдейт, г. Оксфорд
3 мая 2017 года, 9.30
Присутствуют: инспектор А. Фаули,
констебль К. Гислингхэм, Дж. Рид (адвокат),
К. Эддингс (из службы охраны психического здоровья)
А.Ф.: Доктор Харпер, я инспектор Адам Фаули, веду дело по поводу молодой женщины и ребенка, найденных в подвале вашего дома в понедельник утром. Госпожа Эддингс представляет службу охраны психического здоровья, а миссис Рид – ваш адвокат. Они будут защищать ваши интересы. Это понятно?
У.Х.: Хрена ли ты там бормочешь.
А.Ф.: Вам не ясно, какова роль миссис Рид?
