– Я ее помню – это та женщина, что пропала?
– Вы видели ее здесь? Когда?
– Нет, прости, друг, – извиняющимся тоном говорит мясник. – Я имел в виду, что помню фотографию. В газетах про нее много писали.
– А тут вы ее точно не замечали? Местная дорожная камера засекла ее машину за день до исчезновения. Ярко-оранжевый «Мини Клабмен», хотя она могла и идти пешком по улице.
– Это ведь было как минимум год назад?
– Даже два. Двадцать третьего июня две тысячи пятнадцатого.
Мужчина сдвигает кусочки жира в сторону и тянется за веревкой.
– Так давно не вспомню, извини.
– Не знаете, что бы ее могло здесь заинтересовать? Она была журналистом.
Мясник пожимает плечами:
– Да что угодно. Не смотрел газеты за ту неделю? «Оксфорд мейл», например… Вдруг что найдется.
«А я-то, черт побери, почему до такого не додумался?» – мысленно ругает себя Гислингхэм.
– Спасибо, приятель, ты мне очень услужил.
– Да не за что. Всегда рад помочь полиции. Колбасок не возьмешь? За счет заведения.
* * *
Отойдя от лавки, Гислингхэм засовывает пакет с фирменными колбасками в карман куртки и звонит Куинну.
– Да, что у тебя?
– Есть одна идея насчет Ханны Гардинер. Возвращаюсь в участок, чтобы проверить.
– Ладно, как скажешь.
Крис хмурится:
– В чем дело? Ты как будто не в себе.
После паузы сержант отвечает:
– Если тебе так хочется знать, то я, похоже, облажался.
Так вот оно что… Это не из-за Эрики. А может, не только из-за нее. Гислингхэм выжидает, чтобы не показаться слишком заинтересованным или злорадным.
– Помнишь Пиппу Уокер? Няньку Гардинера. Ты с ней вроде тоже виделся.
На мгновение Гислингхэм с ужасом представляет, что сейчас скажет Куинн, но он же не мог…
– Только не говори мне, что ты…
– Нет, черт возьми, конечно нет. Дело в другом. Я разрешил ей остаться.
– В каком это смысле?
– Гардинер ее выпер. Идти ей было некуда, вот я и оставил ее у себя.
– В твоей квартире? Боже мой, Куинн…
– Знаю, знаю. Слушай, ничего не было, я клянусь…
– Проблема ведь не в этом? Ты должен выставить ее оттуда – немедленно.
– Она уже ушла. Я заезжал домой, а там уже никого.
– Но в участок-то она придет? Собиралась давать показания…
– Не знаю.
– Как это ты не знаешь? У тебя есть ее номер? Позвони.
Куинн вздыхает:
– Звонил – абонент недоступен.
– Охренеть! Просто класс! – злится Гислингхэм. – Теперь мы не знаем, где она, и не можем с ней связаться, а ничего, кроме нее, у нас против Гардинера нет.
Куинн делает глубокий вздох.
– Еще кое-что. Я заглянул в ее телефон, просмотрел сообщения и все такое. Всего на минутку, пока она была в душе…
– Черт, приятель, ну и яму ты себе вырыл… Тебя же могут на хрен уволить из-за этого.
– Я и сам знаю, ясно? – рявкает Гарет. – Он просто… лежал на столе… и теперь…
– И что теперь? – нарушает тишину Гис.
– Теперь я уверен, что Гардинер лжет. Пиппа отправляла ему сообщения как минимум за неделю до пропажи Ханны.
– Ну и что с того? Она же сидела с его ребенком – наверное, должна была сообщать ему что-то…
– Нет, там сообщения другого рода, Гис. Уж поверь мне.
«Да как тебе верить, если ты втянул нас в такое?» – думает Гислингхэм.
– И что теперь делать? Ордер на проверку ее телефона не дадут, даже если найдем правильный номер. Утверждать, что она подозреваемая, мы не можем – если Пиппа и трахалась с Гардинером, у нее имеется железное алиби на утро, в которое пропала Ханна. И выдавать истинную причину нашего интереса к няньке тоже нельзя, иначе ты будешь в полном дерьме.
– Ладно, так ты мне поможешь или нет?
– Как будто у меня есть выбор, – с громким вздохом отвечает Гислингхэм.
* * *
В начале шестого я вместе с Бакстером сижу у техников, которые занимаются распознаванием голоса. Перед нами ряды компьютерных экранов. И я понятия не имею, как это все работает. Парнишке-аналитику на вид лет пятнадцать.
– Так, – говорит он, – аудио загружено. Давайте послушаем.
24/06/2015 06.50.34
Это я. Мне уже скоро выходить, ты где? Перезвони, ладно?
Слышится приглушенный шум, что-то щелкает, потом звонок завершается. Голос звучит раздраженно, почти сердито. Аналитик включает запись еще раз, и злость Ханны Гардинер отображается на мониторе в форме «холмиков» и «канавок», размер которых зависит от громкости, высоты и интенсивности голоса.
– Проблема в том, что сообщение очень короткое, – говорит мне аналитик, откинувшись на спинку стула. – Всего четырнадцать слов, и звук довольно искаженный. Однако я почистил его, как мог, и сравнил с другими материалами, где голос точно принадлежит Ханне Гардинер. Репортажи с сайта Би-би-си и все такое.
Он выводит на экран еще несколько волновых картин.
– Смотрите, вот эти три – определенно один и тот же человек, тут и невооруженным глазом видно, без всякой аналитики.
Парень подтаскивает картину с волнами из голосового сообщения к остальным примерам речи Ханны.
– А вот ваша запись. Как я и сказал, четырнадцати слов не хватает, чтобы точно сказать: «Это она», но я думаю, так и есть.
– Значит, в шесть пятьдесят Ханна еще была жива и находилась в своей квартире на Кресент-сквер?
– Похоже на то, – аналитик кивает.
* * *
– Куинн, это я, – запыхавшись, говорит Гислингхэм. Слышен шум дороги.
– Где ты?
– Хай-стрит. Ехал из Коули, и вдруг показалось, что увидел Пиппу Уокер. По крайней мере, была чертовски похожа.
Куинн с силой сжимает телефон.
– Где? Где ты ее видел?
– На автобусной остановке у Куинс-лейн. Я сейчас тут, свернул на первом же развороте, но ее уже нет.
– У нее были с собой сумки или чемодан?
– Вроде ничего такого. Только обычный пакет.
– Будем надеяться, что она все еще в Оксфорде.
– Постараюсь достать записи с камер наблюдения. Сможем увидеть, на какой автобус она села.
– Спасибо, дружище. Я твой должник.
– Ага, – утомленно отвечает Гислингхэм. – Знаю.
