Типичная ситуация: Гис прекрасно знает, когда надо перестать копаться, а вот у Куинна с собой целый набор лопат.
Я отвожу Росса в соседний кабинет. На экран без звука транслируется видео из комнаты для допросов. Адвокат встала и собирается уходить, Харпер боком сидит на стуле, подтянув колени к груди. Он выглядит маленьким, старым и очень напуганным.
Я ставлю перед Россом пластиковый стаканчик воды и сажусь напротив, немного отодвинувшись от стола. В области подмышек у Дерека влажные пятна, так что помещение наполняется резким запахом. Сидеть к нему близко не хочется, уж поверьте.
– Как поживаешь?
– Так себе, – отвечает Росс, настороженно глядя на меня.
Я откидываюсь на спинку стула.
– Расскажи-ка мне про Харпера.
Он немного напрягается.
– Я что, подозреваемый?
– Ты должен понимать, что являешься важным свидетелем.
– Да, вроде того, – со вздохом говорит Росс. – Что ты хочешь знать?
– Ты сказал моим ребятам, что ходил к Харперу всего раз в неделю. Как давно?
– Пару лет, может, больше. Надо проверить в документах.
– И надолго ты у него не задерживаешься?
Росс делает глоток воды, которая немного проливается на его брюки, но он, похоже, не замечает.
– Я не могу… у меня, черт возьми, не хватает времени. Серьезно, я с удовольствием посидел бы с ним часок и потрепался бы о погоде, только нам урезали бюджет, и…
– Я тебя не обвинял.
– В отличие от вашего сержанта.
– За это я прошу прощения. Не забывай, он видел, в каком состоянии была девушка. Не говоря уже о ребенке. Его можно понять: Куинну с трудом верится, что ты ходил туда все это время и ничего не слышал. Да и мне, честно говоря, тоже.
Несмотря на все мои слова, я и сам уже готов допрашивать Росса как подозреваемого, а пока я не буду убежден в его невиновности, Харперу понадобится другой соцработник. Получить от него признание – и так работенка не из легких; не хватало еще других препятствий следствию.
Дерек ерошит рукой волосы. Точнее, то, что от них осталось.
– В этих домах очень толстые стены. Неудивительно, что я ничего не услышал.
– И в подвал ты не спускался?
Росс смотрит мне прямо в глаза.
– Говорю же, я вообще не знал про него. Думал, это просто кладовка.
– А что насчет второго этажа?
Росс качает головой:
– Сколько я знаю Билла, он обитает только на первом.
– Однако спуститься или подняться по лестнице он может?
– В случае необходимости – да, но он туда не ходит. Перед отъездом Энни устроила ему спальню из гостиной на первом этаже, а в пристройке есть простецкая ванна – для его нужд хватает. Боюсь представить, что творится наверху. Туда давно никто не ходил. Наверное, со смерти Присциллы.
– К нему не присылают уборщицу, например?
– Пробовали – он обложил ее матом, и больше она туда не пошла. Я иногда вытираю пыль и заливаю в сортир хлорку. Времени-то мало.
– Еду тоже ты покупаешь?
– Когда у Билла отобрали водительские права, я устроил доставку из супермаркета с помощью местной благотворительной организации, которая помогает старикам. Это было года полтора назад. С его банковского счета регулярно списывается определенная сумма. Денег у него много. Ну, не то чтобы прямо-таки много, но достаточно.
– Почему он не продаст дом? Тот ведь стоит целое состояние. Даже в таком жалком виде.
Росс кривится:
– Да, этот сосед-богатей выложил за свою часть три миллиона. А Билл, он отказывается переезжать в дом престарелых, хотя с артритом за последний месяц стало только хуже. Врач скоро назначит ему лекарства от болезни Альцгеймера, и кто-то должен следить, чтобы он вовремя их принимал. Я с этим не справлюсь. Старик один в доме – рано или поздно с ним что-нибудь случится. Как я говорил, раз он уже обжегся.
– Ты обсуждал с ним переезд?
Дерек делает глубокий вдох.
– Да, недель шесть назад. Я пытался объяснить, что так будет лучше, но ему эта идея пришлась не по душе. Начал кричать на меня, бросаться вещами, вот я и замолчал. Правда, хотел снова затронуть тему на этой неделе. Освободилось место в «Ньюстед-хаусе» в Уитни, там один из лучших домов престарелых. Что теперь с ним будет…
Росс допивает воду. Я наливаю еще.
– Тебе не приходило в голову, – осторожно подбираю слова, – что переезжать он не хотел как раз из-за девушки?
Бледнея, Росс ставит стаканчик обратно на стол.
– Харпер не мог уехать, ведь тогда бы ее нашли. И отпустить ее он не мог по той же причине.
– Так что же он собирался делать?
Я пожимаю плечами:
– Не знаю. Надеялся, что ты мне…
Из коридора доносится шум, и Гислингхэм вдруг распахивает дверь.
– Босс, кажется…
Я уже проталкиваюсь мимо него.
В соседнем помещении двое констеблей удерживают Харпера. Трудно поверить, что это тот самый старикан, – он размахивает руками, лягается, кричит на женщину-полицейского:
– Сука!
Та, хоть и опытная сотрудница, заметно потрясена. На щеке у нее царапина, по форменной рубашке расплывается мокрое пятно.
– Я просто принесла ему чай, – запинаясь, говорит она. – А он сказал, что слишком горячо, что я пытаюсь обжечь его, а я ничего такого… ничего…
– Конечно. Иди-ка присядь, и пусть кто-нибудь займется твоей щекой.
Она прижимает руку к лицу.
– Я даже не почувствовала…
– Думаю, это всего лишь царапина, но все равно стоит осмотреть.
Моя коллега кивает, и я увожу ее из комнаты. Харпер, вырываясь, кричит ей вслед:
– Сука! Вот кого нужно арестовать, идиот хренов! Она пыталась меня ошпарить. Мерзкая корова!
* * *
Когда я возвращаюсь к Россу, то вижу, что он следит за происходящим на экране, и некоторое время я наблюдаю за тем, как наблюдает он.
– Так какой же из них настоящий Билл Харпер? – наконец спрашиваю я. – Тот, что трясется в углу, как напуганный ребенок, или тот, что нападает на моих офицеров?
– Это все болезнь, – качает головой Росс. – Именно так она и проявляется.
– Возможно. Или же болезнь лишь ослабляет самоконтроль, а он всегда был жестоким, просто старался сдерживать эмоции. Умел с ними справляться. Скрывать их.
Росс повернулся в мою сторону, но смотрит куда-то мимо. Он явно что-то не договаривает.
Я не сразу прерываю тишину.
