– У нас имеется подозреваемый, – заявил инспектор, – однако арест еще не был произведен.
* * *
Эверетт выключает новости – там весь день одно и то же. Что по телевизору, что в газетах, что в Интернете. «“Афера Фритцля”: девушка притворялась заключенной ради денег»; «Дело об оксфордской афере привлекает внимание к проблемам одиноких стариков». Журналисты названивают следователям, караулят их у порога, лишь бы получить цитату, или доступ к дому, или снимок Вики. Фаули всем отказал.
– Сейчас я тебя подвину, Гектор, – говорит Эверетт свернувшемуся у нее на коленях коту. – Пора заняться ужином.
Большой полосатый кот отвечает недовольным взглядом – не стоит трогать его ради какого-то ужина. Вдруг раздается стук в дверь.
– Давай-давай, Гектор.
Верити перекладывает его на соседнее кресло, затем встает и идет к выходу. Открывает дверь – к ее удивлению, там Эрика Сомер с бутылкой игристого вина. Эрика нерешительно улыбается. Одета она в гражданское: светлые джинсы, черная футболка. Волосы завязаны в хвост.
– Извини, что вот так неожиданно… Твой сосед как раз уходил и впустил меня.
Эверетт все еще держит дверь приоткрытой.
– Слушай, я просто подумала, что наши отношения немного не заладились. Надо бы это исправить. – Сомер подает бутылку. – Как насчет вина?
Верити по-прежнему молчит, зато Эрика продолжает:
– Это твой кот?
Она наклоняется и берет Гектора на руки, чешет его за ушами. Кот прикрывает глаза и громко мурчит от удовольствия.
– Осторожно: будешь так чесать его, и он решит стать твоим другом на всю жизнь, – усмехается Эверетт.
– Я давно хочу кота, – с улыбкой отвечает Сомер, – но домовладельцы не разрешают.
– Я выбрала это местечко лишь потому, что здесь есть пожарный выход и соответственно кошачья дверца. Друзья считают меня ненормальной: стоимость в полтора раза дороже остальных вариантов, а ленивый засранец почти не выходит на улицу!
Женщины ловят взгляд друг друга, и тогда Эверетт отходит назад, распахивая дверь пошире.
– Ты что-то говорила про вино?
* * *
Три недели спустя.
У меня в саду.
Мои родители считают, что на воскресный обед с сыном и невесткой обязательно нужно нарядиться. Наверняка, вернувшись домой, они отправят эти вещи прямиком в дальний угол шкафа. На столе полно еды, в которой они только слегка поковыряются. Копченая курица, салат с рукколой, малина, инжир, сыр пекорино. Алекс вместе с моей мамой и мальчиком общаются с соседским котом, дружелюбным бело-рыжим созданием. Малыш то и дело пытается схватить животное за огромный пушистый хвост, Алекс осторожно убирает его руку. Отец садится рядом со мной.
– Стол всегда накрываешь просто отличный.
Я улыбаюсь:
– Это не я, это Алекс. По-моему, она скупила весь магазин.
Наступает пауза. Мы оба никогда не знаем, что сказать.
– Так вы нашли девушку, которая убила ту бедняжку?
– Пока нет, – качаю я головой. – Следим за портами и аэропортами, хотя, возможно, она уже сумела выехать из страны.
– А что насчет мальчика? – спрашивает он, наливая себе еще безалкогольного пива.
– Тоби? С ним всё в порядке. Отец держит его подальше от всей этой суеты.
– Нет, я про того мальчика. – Он показывает рукой вдаль сада. – Думаешь, это хорошая идея?
– Слушай, пап…
– Я просто волнуюсь… после того, что случилось с Джейком, пришлось нелегко, правда? Особенно Алекс. И тебе, конечно, тоже, – спешит добавить он.
– У нас всё хорошо. Правда.
Я всегда так говорю.
– Что с ним будет?
Мальчик заплакал, и Алекс поднимает его на руки. Моя мать выглядит обеспокоенно.
– Не знаю. Соцслужба решит.
Алекс присела с малышом на скамейку. Он продолжает плакать, и мама бегает вокруг, не зная, что делать.
– Трудно ему придется, – отзывается папа, глядя на них. – Однажды кто-нибудь расскажет парнишке всю правду. О том, кто он такой. Кем был его отец, что натворила мать… Нелегко жить с таким грузом.
Я размышляю об Уильяме Харпере, который всегда хотел сына. Знает ли старик о нем? Желает ли с ним встретиться? Или же волнения последних недель только ухудшили его состояние? Когда я ехал по Фрэмптон-роуд, на доме висела табличка «Продается». Повторяю самому себе, что Харпер все равно вскоре отправился бы в дом престарелых, и тем не менее чувствую некую вину.
– Иногда лучше не знать, – говорю я, возвращаясь к реальности. – Иногда молчание милосерднее.
Папа смотрит на меня, и на мгновение, всего на мгновение мне кажется, что сейчас он скажет правду. Обо мне. О них. О том, кто я такой.
Но мама вдруг зовет нас из сада, и он, осторожно коснувшись моего плеча, идет к выходу.
– Ты прав, сынок.
* * *
Конец октября. Льет дождь, мелкий противный дождь, пронизывающий до самых костей. Реки, каналы, болота – этот город окружает вода. Зимой каменные строения впитывают влагу. Некоторые дома на Фрэмптон-роуд, а именно те, где живут дети, украшены к Хеллоуину: на окнах декорации в виде вампиров, привидений и ведьм с зелеными волосами. Кое-где у порога красуются тыквы с вырезанными глазами и зубами.
Марк Секстон стоит на подъездной дорожке дома № 31 под зонтом для гольфа и смотрит на крышу. Ни хрена они не успеют к Рождеству. Ну хоть строители вернулись, и то хорошо. По крайней мере, должны были вернуться… Он смотрит на часы – наверное, уже в четвертый раз. Да где же они, черт побери?
Как по сигналу на улицу поворачивает грузовик с платформой и останавливается у дома Марка. Выходят двое мужчин: Тревор Оуэнс, прораб, и молодой парнишка. Последний начинает разгружать машину и доставать инструменты.
– Только вы двое? – настороженно спрашивает Секстон. – Я думал, сегодня приедут и все остальные.
– Не волнуйтесь, мистер Секстон, они в пути, – отвечает Оуэнс. – Им еще надо докупить кое-какие материалы. Я решил опередить их и еще раз взглянуть на нашу проблемку в подвале.
– Как по мне, так это целая гребаная проблема, – сердится Марк, но все же идет открывать дверь.
Внутри стоит запах сырости. Вот еще одна чертова причина, почему он хотел управиться с ремонтом за лето.
Оуэнс идет по коридору к кухне и тянет на себя дверь в подвал. Щелкает выключателем – все равно темно.
– Кенни! – кричит он. – Фонарик есть?
Парень приносит большой желтый пластиковый фонарик. Оуэнс включает его и направляет луч света на патрон. Лампочки в нем нет.
– Ладно. Посмотрим, что у нас тут…