То, что Кастро был готов пойти на многое ради диалога с преемником Кеннеди, было понятно из его готовности помочь Джонсону в его предвыборной кампании, даже путем отмены ответных мер со стороны Кубы на враждебные действия США:
«Если во время предвыборной кампании президент сочтет необходимым делать враждебные заявления в отношении Кубы или даже предпринимать какие-либо враждебные действия – и если он мне неофициально сообщит о том, что требуются определенные шаги по внутриполитическим соображениям, я отнесусь к этому с пониманием и не буду предпринимать серьезных ответных мер»
{417}.
Хотя Джонсон по-прежнему не отвечал на его послания, Кастро все же продолжал пытаться установить с ним связь через Лизу Ховард и представителя в ООН Эдлая Стивенсона. (Уильям Эттвуд уже выпал из этой цепочки – его отправили в январе 1964 г. в Кению в качестве посла США.) Стивенсон направил 26 июня 1964 г. Джонсону докладную записку с грифом «секретно и лично в руки», в которой он отметил, что Кастро считает, что «всех наших разногласий можно было бы избежать, если найти возможность для общения; что за неимением лучшего он может позвонить [Ховард], она позвонит мне, а я, в свою очередь, передам информацию вам»
{418}. И снова со стороны Джонсона не было никакой реакции.
Кастро даже заручился поддержкой кубинского министра промышленности Эрнесто «Че» Гевары, ранее являвшегося противником диалога, в так называемом кубинском дипломатическом наступлении для инициирования переговоров с Соединенными Штатами. Во время своего визита в ООН в декабре 1964 г. Гевара попытался тайно встретиться с представителем Белого дома или Госдепартамента, но не добился успеха. В итоге он встретился с сенатором Юджином Маккарти в квартире Лизы Ховард. На следующий день Маккарти сообщил заместителю госсекретаря Джорджу Боллу
[25], что Гевара хотел «выразить заинтересованность Кубы в торговле с США и признании США режима Кастро»
{419}. В ответ Болл выразил неудовольствие самим фактом встречи Маккарти с Геварой, так как «уже вся Латинская Америка подозревала США в возможности заключения сделки с Кубой за спиной других стран американского континента»
{420}. Болл попросил Маккарти никому не рассказывать об этой встрече. Когда Линдон Джонсон проигнорировал и эту кубинскую инициативу, Кастро отказался от дальнейших попыток. Он понял, что преемник Джона Кеннеди на посту президента не заинтересован в диалоге с ним, что бы он ни предпринимал.
В 1970-е гг. Фидель Кастро вспоминал о странном факте из истории холодной войны, который был тесно связано с Джоном Кеннеди. Благодаря принятым Хрущевым и Кеннеди решениям «в конечном итоге не произошло никакого вторжения на Кубу и, как следствие, не началась мировая война. Поэтому нам не пришлось пережить войну, такую как, например, во Вьетнаме, – а многие американцы могли задать себе вопрос, зачем вести войну во Вьетнаме, за тысячи километров от границ, почему миллионы тонн бомб упали на Вьетнам, а не на Кубу? Соединенным Штатам было гораздо логичнее вести войну на Кубе, чем за 10 000 километров от своих границ»
{421}.
Кастровское сравнение Кубы и Вьетнама вызывает дополнительные вопросы о Джоне Кеннеди. Если Кеннеди смог проявить мужество и противостоять ЦРУ и Пентагону в вопросе Кубы, как это признавал сам Кастро, то как он мог позволить втянуть себя в войну во Вьетнаме? Или он в итоге изменил свое отношение к Вьетнаму одновременно с Советским Союзом и Кубой? А что, если Джон Кеннеди в конечном итоге принял решение о восстановлении мира во Вьетнаме и это стало последним гвоздем в крышку его гроба?!
Глава третья
Джон Кеннеди и Вьетнам
За 10 лет до того, как Джон Кеннеди стал президентом, он понял, что невозможно выиграть колониальную войну во Вьетнаме.
В 1951 г., будучи молодым конгрессменом, Кеннеди посетил Вьетнам со своим 22-летним братом Робертом. В то время Франция пыталась восстановить контроль над Индокитаем, который был ее колонией до Второй мировой войны. И хотя командующий французской армии в Сайгоне убеждал братьев Кеннеди в том, что его 250 000 солдат не смогут проиграть партизанам Вьетминя, Джон Кеннеди воспринял это заявление весьма осторожно. Он больше доверял скептическому взгляду Эдмунда Галлиона
[26], сотрудника консульства США. Кеннеди знал и доверял Галлиону, который был одно время его спичрайтером по внешнеполитическим вопросам
{422}.
Вечером на встрече на последнем этаже гостиницы в Сайгоне в разговоре под отдаленный грохот артиллерии Вьетминя, Галлион сказал Кеннеди: «Лет через 20 больше не будет колоний. Все эти попытки удержать их бессмысленны. Французы проиграли. Если мы придем сюда и будем делать то же самое, мы проиграем по этой же причине. В Париже уже ни у кого нет желания поддерживать и продолжать эту войну. Тылы потеряны. То же самое произойдет и с нами»
{423}.
