– Она была со мной, когда умерла девочка. Да, вы ведь хотели знать, что я делала около восьми утра в понедельник, – сказала Мария, робко глядя на них.
Мартин закашлялся от табачного дыма.
– И где же вы были? – спросил Патрик. Все его тело сжалось от напряжения.
– У Хелены. Так что вы правы – я солгала про свое алиби. Никого я не привозила к себе домой. В восемь утра я уже была у Хелены. Она не знала о моем приезде заранее – я была уверена, что она скажет «нет», если б я позвонила.
– Как вы добрались туда? – спросил Патрик.
Мартин покосился на ее высоченные каблуки под столом. Нет, трудно себе представить, что она дошла туда пешком.
– В стоимость аренды дома входит машина. Белый «Рено», стоящий на большой парковке рядом с домом.
– На имя владельцев дома, который вы снимаете, не зарегистрирована машина. Мы это проверяли.
– Она зарегистрирована на маму владельца. Они пользуются этим «Рено», когда приезжают в Швецию. А теперь, когда я арендовала дом, это входит в услуги.
– В заметках Дагмар в то утро фигурирует белый «Рено», – сказал Мартин Патрику.
– Поначалу Хелена не хотела меня пускать, но я умею… умею быть настойчивой, так что в конце концов она сдалась. Накануне вечером мы с ней разговаривали по телефону, и она упомянула, что ее муж в отъезде. Иначе я не поехала бы туда. Мне почему-то кажется, что она упомянула о его отъезде, подсознательно желая, чтобы я приехала к ней.
– А ее сын Сэм?
Мария пожала плечами и снова затянулась.
– Не знаю. То ли спал, то ли его не было дома. Во всяком случае, я его не встретила. Но видела его вместе с моей дочерью. По иронии судьбы, они стали друзьями… возможно, даже больше, чем друзьями… Хотя оба они всегда были изгоями.
– По какому делу вы приехали к Хелене? – спросил Патрик, который тоже начал приглушенно покашливать.
На лице Марии снова появилось растерянное выражение. Она загасила сигарету.
– Я хотела спросить ее, почему она бросила меня, – тихо сказала она. – Хотела узнать, почему она меня разлюбила.
В комнате воцарилась тишина. Слышно было лишь жужжание мухи, кружившейся у окна. Лицо у Патрика вытянулось. Мартин пытался осознать то, что только что сказала Мария. Он покосился на Хедстрёма, который молча разглядывал Марию, не зная, как продолжить разговор.
– Стало быть, вы любили друг друга… – медленно произнес он.
Обрывки фраз, легкие намеки, выражение лица, брошенный взгляд – многое вдруг обрело иной смысл.
– Рассказывайте, – проговорил он.
Мария сделала глубокий вдох и потом так же медленно выдохнула.
– Поначалу мы не осознавали своих чувств. Сами понимаете, когда живешь в глуши… тем более в те времена… да, все было не так, как сегодня, – мы даже не знали, что такое случается. Семья – это мама, папа, ребенок – без вариантов. Я и не слыхала о том, что женщина может любить женщину, а мужчина – мужчину. Так что прошло немало времени, прежде чем мы поняли, что влюблены друг в друга. Нам еще не случалось влюбляться ни в кого другого; мы только прощались с детством, вступали в подростковый возраст и болтали о парнях, как это делали другие девчонки и как было принято. Но мы ощущали нечто иное. Медленно-медленно мы раздвигали границы допустимого. Прикасались друг к другу. Ласкали друг друга. Мы играли, мы изучали это новое чувство – оно было сильнее, чем что бы то ни было другое в моей жизни. Целый мир состоял только из нас двоих, и этого вполне хватало, больше ничего не требовалось. А потом… Думаю, родители Хелены не то чтобы поняли, а нутром почуяли, что происходит нечто, с их точки зрения, недопустимое. У них не было никаких доказательств – ничего конкретного, но мне кажется, они начали подозревать, что происходит. И решили разлучить нас. Мир рухнул. Неделями мы рыдали от тоски. Впадали в отчаяние. Думали лишь о том, как бы нам встретиться. Но быть вместе, даже не прикасаясь друг к другу, – невыносимо. Понимаю, что это звучит глупо, – мы были так юны, совсем девочки, не взрослые женщины. Но не зря говорится, что первая любовь – самая сильная. Наша пылала дни и ночи. Хелена перестала есть, а я со всеми рассорилась. Мое положение дома стало совершенно невыносимым, и они делали все возможное, чтобы выбить из меня дурь. В самом прямом смысле.
Мария снова закурила.
Патрик поднялся и открыл окно. Муха вылетела наружу.
– Думаю, вы понимаете, каким особенным стал для нас тот день, когда нам вместе поручили посидеть со Стеллой. Естественно, нам удавалось иногда увидеться тайно, но всего лишь пару раз и очень ненадолго. Родители Хелены стерегли ее, как два ястреба.
– Хелена рассказала, что вы пошли со Стеллой на площадь, купили мороженое, вернулись через лес и потом оставили девочку на хуторе, увидев машину ее отца. Правильно? А потом вы пошли купаться.
Мария кивнула.
– Да, все верно. Мы поспешили сдать Стеллу, чтобы хоть немного побыть наедине. Мы купались, целовались и… думаю, вы понимаете. Именно тогда мне показалось, что я слышу чьи-то шаги в лесу, и у меня возникло чувство, что кто-то следит за нами.
– А что было потом?
– Потом мы оделись. Я пошла к себе, а Хелена – к себе домой. Так что, если она утверждает, что убила Стеллу потом, когда я ушла… – Мария покачала головой. – Мне трудно в это поверить. Боже мой, нам было по тринадцать лет! Думаю, это сделал тот человек, шаги которого я слышала в лесу, и нетрудно догадаться, кто это был. Джеймс уже тогда был весьма неприятной личностью и постоянно болтался в лесу. Иногда мы находили убитых зверюшек – подозреваю, это Джеймс играл в снайпера. Он всегда обожал оружие, войну – убивать… Все понимали, что с головой у него не всё в порядке. Все, кроме отца Хелены, – они были друзья неразлейвода. Если Джеймс не болтался по лесу, то торчал дома у родителей Хелены. И то, что он потом женился на Хелене… это, мягко говоря, почти что инцест!
Мария сморщила нос.
– Зачем же вы тогда признались? – спросил Патрик. – Признались в убийстве, которого не совершали?
Будет ли ответ Марии отличаться от Хелениного?
– Я была наивна. Не понимала серьезности ситуации – что все было по-настоящему. Помню, все это даже казалось мне в каком-то смысле увлекательным. Мой план заключался в том, что мы с Хеленой будем вместе. У меня в голове возникла романтическая картина, как нас осудят и вместе отправят в тюрьму. Тогда я избавлюсь от своего семейства и буду только с Хеленой. А когда нас отпустят, мы отправимся вместе путешествовать по миру… да, сами слышите, детские мечты тринадцатилетней девочки. Я не могла даже представить себе последствий своей глупости. Я призналась, надеясь, что Хелена догадается о моем плане и поддержит меня. Что она и сделала. Потом, когда я поняла, что мы не попадем в один и тот же интернат для правонарушителей… мда, тогда было уже поздно. Никто нам не верил. Дело раскрыто, все подшито, отчеты написаны. Подано на блюдечке с голубой каемочкой. Никто не был заинтересован в том, чтобы что-то ставить под сомнение или продолжать следствие.
