– Это реклама завтрашнего вернисажа. Виола, дочь Лейфа Херманссона, выставляет свои картины. Некоторое время назад она звонила мне – сказала, что у нее, вероятно, найдется для меня что-то интересненькое, и попросила прийти.
– Интересно, – проговорил Патрик, откладывая листовку.
Картины – дело хорошее, однако искусство – это не для него. Он предпочитал фотографии – особенно черно-белые. Больше всего ему нравилась черно-белая афиша концерта Брюса Спрингстина на стадионе «Уэмбли» во время его турне в поддержку альбома «Рожденный в США». Вот тут есть на чем остановиться глазу. Это настоящее искусство.
Эрика положила ладонь на колено Патрику и поднялась.
– Я пошла ложиться. Ты придешь или будешь дальше сидеть? – Она собрала в кучу все, что лежало на столе, и запихнула под мышку.
– Ложись, дорогая, а мне надо поработать еще пару часов. Завтра в восемь утра у меня пресс-конференция.
– Круто! – сухо сказала Эрика и послала ему воздушный поцелуй.
Боковым зрением Патрик отметил, что его телефон засветился. Ранее он поставил его на беззвучный режим, но, увидев на дисплее «Йоста Флюгаре», потянулся за ним.
Йоста говорил быстро и возмущенно, и Патрик почувствовал, как сердце у него падает куда-то вниз.
– Сейчас приеду, – отрывисто бросил он и положил трубку.
Спустя пару минут Хедстрём уже сидел в машине. Новая «Вольво» резко стартовала с места, унося его в сторону Танумсхеде. В зеркале заднего вида он видел огни своего дома. И силуэт Эрики, стоявшей в дверях и смотревшей ему вслед.
* * *
Человек выпрыгнул на дорогу прямо перед ним, и он выстрелил ему прямо в грудь.
Халил заморгал. Глаза казались сухими и воспаленными – не только от игры в видеоигры, но и от ветра во время долгого перехода под парусом. Хотя страх не отпускал, он ловил себя на том, что ждет очередной тренировки. Все это так непохоже на то, чем он занимался раньше…
– Я видел, что Карим вернулся домой, – сказал Аднан и выстрелил в голову вражескому солдату. – Билл подвез его до дома.
Они погасили все лампы – комнату освещало только мерцание экрана.
– Ты знаешь, почему его забрала полиция? – спросил Аднан.
Халил вспомнил, как плакали дети и как Амина окинула всех гордым взглядом, прежде чем закрыть дверь.
– Понятия не имею, – ответил он. – Спросим завтра у Рольфа.
Еще один вражеский солдат упал, и Аднан победно взмахнул рукой. У него набиралось уже много очков.
– Тут полиция не такая, как у нас, – проговорил Халил, но и сам услышал, что голос у него звучит не очень уверенно.
На самом деле о шведской полиции они ничего не знали. Возможно, здесь они столь же бесправны, как и в Сирии.
– Хотя – что у них может быть на Карима? Не думаю, чтобы…
– Тсс! – прервал Аднана Халил. – Слышишь?
Он выключил звук, и оба напряженно прислушались. Снаружи доносились крики.
– Что еще стряслось?
Халил отложил игровую консоль. Крики продолжались. Он взглянул на Аднана, который отбросил свою консоль. Вдвоем они выбежали из комнаты. Крики становились громче.
– Горим! – крикнул кто-то, и тут они увидели огонь, поднимавшийся к небу метрах в пятидесяти от них. Над домом Карима.
Огонь приближался.
Мимо пробежал Фарид с огнетушителем в руках – но тут же в гневе отбросил его.
– Не работает! – в отчаянии вскричал он.
Халил схватил Аднана за руку.
– Мы должны принести воды!
Развернувшись, они стали кричать всем, кто бежал им навстречу, принести воды. Они знали, где находится шланг, которым Рольф поливал газон вокруг административного здания, но не нашли никаких емкостей.
– Несите кастрюли, ведра – все, что найдете! – крикнул Халил, кинулся в их с Аднаном комнату и вынес оттуда две кастрюли.
– Надо вызвать пожарных! – крикнул Аднан, и Халил кивнул, поворачивая кран.
И тут они услышали вой приближающихся сирен.
Халил обернулся и опустил кастрюлю. По старым деревянным домикам огонь распространялся со скоростью ветра – уже горело несколько домов. Где-то громко кричал ребенок.
И тут они услышали вопль Карима – увидели, как он выходит из горящего дома, волоча безжизненное тело. Амина.
Женщины рыдали, подняв руки к ночном небу, где мерцали искры огня. Когда приехали пожарные машины, Халил опустился прямо на землю, спрятав лицо в ладони. Карим все еще кричал, держа на руках Амину.
Снова все рухнуло.
Бухюслен, 1672 год
Целую неделю они избегали друг друга. Их совместные переживания оказались такими острыми, настолько все перевернули в них, что потом они поспешно натянули одежду, стряхнули с себя траву и поспешили домой разными путями. Теперь они боялись даже взглянуть друг на друга из страха, что Божья зелень и небо отразятся в их взглядах.
Элин словно стояла на краю пропасти, неумолимо засасывающей ее. От одного взгляда вниз кружилась голова, но стоило ей взглянуть издалека на Пребена, работавшего на дворе в своей белой рубашке, – и душа желала броситься в омут с головой.
И вот Бритта уехала в Уддеваллу. Три дня она будет отсутствовать. Вскоре после ее отъезда Пребен пришел к Элин в кухню и провел рукой по ее ладони. Затем заглянул ей в глаза, и она медленно кивнула. Она знала, чего он хочет, и все ее тело и душа жаждали того же.
Медленно выйдя из кухни, Пребен пошел через двор в сторону луга. Элин долго выжидала, чтобы не возбудить подозрения тем, что отправилась в ту же сторону. Затем поспешила через двор к старому курятнику, где они встречались в прошлый раз. День стоял такой же погожий и солнечный, как и неделю назад, и она чувствовала, как по ее груди стекают бисеринки пота – от жаркого солнца, от бега по траве в тяжелых юбках и от мысли о том, что ей предстоит.
Он ждал ее в траве. Глаза его светились такой нежностью, что она буквально отшатнулась. Боялась, хотя и понимала, что именно так и должно быть. Он в ее крови, в ее теле, в ее сердце, в ее вере в то, что Бог все делает со смыслом. Не мог же он подарить им эту любовь, если не предполагал, что они воспользуются этим даром? Таким жестоким ее Бог быть не мог. А Пребен был служителем церкви – он, как никто другой, умел толковать Божью волю и остановил бы их, если б не знал, что это уготовано Им.
Непослушными пальцами она развязала юбку. Пребен смотрел на нее, подперев голову ладонью, ни на секунду не сводя с нее глаз. И вот она уже стоит перед ним, обнаженная, дрожащая, но не испытывает стыда или желания прикрыться.
– Элин так прекрасна! – восторженно прошептал Пребен и протянул к ней руку. – Помоги мне снять одежду.
Она опустилась рядом с ним и принялась расстегивать на нем рубашку, пока он снимал брюки.
