– «Эмпанада», – повторил Пит. – Боже, спасибо вам. Выглядит ужасно аппетитно. Еще увидимся! Простите за грязь на стуле!
После его ухода Марисита торопливо приготовила еду для Тони. Она собрала несколько хрустящих болильо, половину ярко-оранжевой мускусной дыни, горшочек жареной красной фасоли, термос жидкого сливочного сыра, две эмпанады, три темно-красных помидора из сада бабушки и кусок жареной говядины, который прошлой ночью выглядел малость поприятнее. Обычный человек не съел бы такое громадное количество еды за раз, но Марисита сочла, что для великана порция вышла весьма скромной. Во всяком случае это лучше, чем питаться одними надеждами.
Пока она собирала еду, к ней пожаловал третий посетитель, правда, его Марисита заметила гораздо позже первых двух. Это была паломница Дженни, школьная учительница, способная только повторять обращенные к ней слова других людей. Какое-то время она стояла в дверях, пытаясь определить, сколько времени потребуется Марисите, чтобы ее заметить, потому что сама она не могла сказать ничего нового, дабы обратить на себя внимание.
– О, Дженни! Я тебя не заметила, – сказала Марисита.
– О, Дженни! – ответила Дженни. – Я тебя не заметила.
Марисита хотела было спросить, давно ли та стоит в дверях, но знала по опыту, что это бессмысленно. Она не сомневалась, что Дженни нужна еда, а это означало очередное промедление, так что Марисита ощутила жгучее желание рявкнуть на паломницу, но знала, что ее резкие, отвратительные слова вернутся к ней неприятным эхом, только будут озвучены голосом Дженни. Так что она просто сделала для Дженни еще одну эмпанаду из продуктов, оставшихся после Пита, а потом указала на еду, приготовленную для Тони.
– Ты не могла бы отнести этот поднос великану? А то мне нужно уйти.
– Ты не могла бы отнести этот поднос великану? А то мне нужно уйти, – откликнулась Дженни, но протянула руки к подносу. Кажется, она попыталась сказать Марисите еще что-то, но больше ничего произнести не смогла.
Марисита вдруг ощутила страшное разочарование из-за всех этих людей. Жертва Даниэля ее не исцелила, потому что ее ужасное прошлое слишком сильно ее терзало, Дженни не могла сказать ничего самостоятельно, как бы ни старалась, а Телдон всё больше обрастал мхом, и все они явно утратили надежду. Вдобавок Марисита скучала по Даниэлю, хотя знала, что не имеет на это права, потому что она – пилигрим, а он – святой, и, что важнее, потому что она навсегда останется пилигримом. Она навсегда останется Мариситой, облепленной бабочками. Глаза девушки снова защипало от подступивших слез, да только никто и не заметил бы, заплачь она по-настоящему, потому что над ней вечно шел дождь.
– До чего же мы жалкие, – пробормотала она.
– До чего же мы жалкие, – повторила Дженни.
Марисита отвернулась, вытирая лицо, а когда повернулась обратно, обнаружила, что Дженни уже забрала поднос с едой и ушла.
Она попыталась собраться с мыслями и стала складывать припасы, чтобы взять с собой, когда пойдет искать Даниэля.
Тони тоже тяжело переживал нелегкую участь пилигрима, хоть и был им не так долго, как Марисита. Прибыв в Бичо Раро, он хотел лишь одного: избавиться от ненавистного ощущения, что за ним постоянно наблюдают. А в итоге получил тело, на которое все таращились, что называется, с гарантией. На второе утро своей новой великанской жизни он посчитал, что лучший выход – это уйти.
– Пропади всё пропадом, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Пора сваливать.
Он поднялся во весь свой немалый двадцатифутовый рост. До высоты дома он недотягивал, зато над всеми людьми возвышался как башня, проще говоря, с нынешним ростом ему ни за что не поместиться в «Меркури» (а сделать это он пытался). Так что Тони решил, что вернется за машиной, когда снова станет нормальным. Положив свой багаж в карман, он окинул взглядом Бичо Раро – проверить, не смотрит ли на него кто-нибудь, – и заметил всего одну девицу с глазищами как у совы, которую видел в первую ночь (это была Беатрис). Тони отсалютовал ей рукой. Девица помахала в ответ, но без энтузиазма, как бы говоря: «Делай что хочешь».
Так он и поступил.
Прихрамывая на босую ногу, Тони зашагал по пустыне. Вездесущее солнце нарисовало у него на лбу капельки пота. При каждом его шаге в воздух поднимались облачка пыли, но не достигали лица Тони из-за его высокого роста; за ним тянулся пыльный след из кружащихся среди низкого кустарника и медленно опадающих маленьких смерчей. Тони не оборачивался, просто шел вперед. Он был не первым пилигримом, решившимся на такой шаг – уйти в никуда, не придумав ничего лучшего. Есть в раскинувшемся вокруг Бичо Раро просторе некая загадочная притягательность, побуждающая людей уходить куда глаза глядят. Хотя брести по пустыне нелегко и в зоне досягаемости нет никаких бросающихся в глаза ориентиров, невозможность куда-то дойти действует на потерявших цель в жизни людей словно вакуум.
– Чокнутые придурки, – проворчал Тони, не сбавляя шага.
Он шел почти всё утро.
За пару часов обычный человек не успел бы забраться чересчур далеко, однако гигантские ноги Тони преодолели не то сорок, не то пятьдесят миль и занесли его почти к Грейт-Санд-Дьюнс, недалеко от городка Моска. Тони настолько не ожидал увидеть гладкие, зубцами вздымающиеся дюны, что остановился как вкопанный и какое-то время созерцал открывшийся ему вид: сотворенное природой чудо, по масштабу вполне сопоставимое с его нынешним ростом. Дюны покрывали более ста тысяч акров – они являлись удивительным отпрыском дна древнего озера и веявших над ним вольных ветров – и при определенных условиях издавали причудливый стонущий звук. За двадцать лет до того как нога Тони ступила на песчаные дюны, Бинг Кросби, Дик Макинтайр и His Harmony Hawaiians записали про это место песню под названием The Singing Sands of Alamosa, и теперь Тони с удивительной точностью припомнил тот единственный раз, когда проигрывал эту приятную композицию на своем шоу. Пока он вспоминал эту не особо примечательную мелодию, огромные пальцы его левой босой ноги слегка пошевелились, вызвав сход маленькой песчаной лавины.
Песчинки одна за другой скользили вниз, напевая легендарную песню этой пустыни. Получился скорбный, зловещий вой, и его странность разом напомнила Тони о том, что он забрал из Бичо Раро его самую причудливую часть – себя. И так он стоял, проклиная безымянную тетку, которая подошла к нему в Джуниате, всю ее семью, а также свой громоздкий «Меркури», который и завез его сюда.
Солнце светило, припекая макушку, но Тони от этого, увы, не уменьшился. Потом его желудок издал жалобное ворчание, напугав пролетавших неподалеку цапель. Он ничего не ел с тех пор, как получил чудо, и не на шутку проголодался.
Тони вдруг охватило мерзкое ощущение, что за ним наблюдают. И действительно, в тот день по дюнам бродила пара туристов, мужчина и женщина, оба состояли в браке, правда, не друг с другом. Они вытаращились на Тони.
Когда они медленно потянулись к своим фотоаппаратам, до Тони окончательно дошло, что его побег из Бичо Раро – на редкость дурацкая затея. Пока он не найдет способ вернуть себе нормальный рост, у него есть лишь один путь.
