Если продолжить сравнение с нефтью, в римское время существуют «танкеры»: большие специальные суда для перевозки зерна, начинающие бороздить Средиземное море, как только это позволяют погодные условия (из-за опасностей морское судоходство прекращается каждый год с ноября по начало марта).
Когда с наступлением теплого времени года появляются на горизонте паруса этих больших судов, это радостное известие сразу же разлетается среди всех жителей Рима. Мы, привыкшие к постоянному наличию еды в супермаркетах, не в состоянии до конца понять этот аспект. В нем — одно из отличий нашего общества от императорского Рима.
И в римскую эпоху существуют «супертанкеры»: это огромные суда, «негабаритные» для античной эпохи, способные перевозить невероятно большие объемы зерна. Возможно, мы встретим их во время нашего путешествия по империи. Они настолько большие, что, когда добираются до Италии, не могут причалить к берегу: они встают на якорь в открытом море, а их ценный груз перевозят на берег на судах меньшего размера.
Мешки с зерном прибывают сначала в порт Траяна, рядом с Остией, а потом оттуда плывут вверх по Тибру, против течения, на судах, пригодных для речного судоходства (naves caudicariae), которые тащат либо волы, либо рабы. Эти суда доплывают до пирсов у подножия Авентина, где зерно сгружают и ссыпают в огромные, часто многоэтажные, хранилища (horrea). В них хранятся и другие съестные припасы для раздачи народу, не только зерно. За всем этим пристально следят надзиратели хранилищ — хорреарии.
Как же удается убедить провинции «подарить» жителям Рима 200 000 тонн зерна в год? Ответ прост: обложив их налогом, выплачиваемым либо в натуральной, либо в денежной форме. Налоги эти или общего характера, или в виде «арендной платы» за пользование государственными (ager publicus) или императорскими землями.
Интересный факт: как отметил профессор Элио Ло Кашо из Неапольского университета Федерико II, таким способом удается прокормить значительную часть населения города (не всех, поскольку из раздачи исключены рабы, вольноотпущенники и чужеземцы). В итоге удовлетворяются базовые потребности главы семейства и, возможно, еще одного члена семьи (жены или сына), что позволяет им распоряжаться своими деньгами для других целей, например для приобретения товаров повседневного пользования или еды. Этот механизм заставляет вращаться одно из колесиков экономики. И не самое маленькое: ведь Рим — крупнейший город империи, да и всей античной эпохи…
Вот и подошла наша очередь. Марк показывает табличку чиновнику анноны, сидящему за столом. Обстановка весьма расслабленная. Тот переписывает данные, болтая с коллегами, насыпающими зерно: рассказывает об оплошности шурина накануне за ужином. Все смеются. Но когда наступает момент выдачи зерна, воцаряется молчание, ответственный за выдачу тщательно отмеривает требуемое количество модиев. Модий — это деревянное ведерко. Чтобы гарантировать от махинаций чиновников, использующих ведерки меньшего размера, к верхнему бортику модия прикреплены крест-накрест две железные пластины. Кто угодно может измерить длину крестовин, чтобы убедиться, что ведро нужного размера.
Действия служителей похожи на исполнение торжественного обряда: каждый раз раб насыпает зерно в модий до краев. Образуется небольшая горка, которую ответственный выравнивает, снимая излишек зерна специальной лопаточкой в форме буквы Т, называемой «рутеллум». Вращательное движение напоминает жест кондитера, размазывающего глазурь по поверхности торта.
Всего несколько минут — и мешок полон. Марк выходит, попрощавшись со всеми. На этот месяц хлебом он обеспечен.
Преторианец
На следующее утро Марк заходит в лавку: ему нужна новая туника. Та, что была на нем, перепачкалась при переноске мешка с зерном, измазанного чем-то маслянистым. Он примеряет несколько туник. Они похожи на футболки длиной до колен. Выбор большой. Удивительный факт: есть стопки туник, сделанных «серийно» в мастерских, где работает много портных, свободных и рабов, — нечто среднее между ремесленным и промышленным производством. Марк примеряет несколько туник с помощью лавочника, услужливо расправляющего складки. Наконец он выбирает простую тунику, без цветных полос или узоров, похожую на одежду, которую носит большинство жителей Рима. Она из грубого льна, когда ее надеваешь, слегка царапает кожу. Придется немного потерпеть, прежде чем ткань станет мягкой и приятной в носке. Он платит за нее 15 сестерциев (около 30 евро) и выходит на улицу, освещенную косыми лучами утреннего солнца. Наш сестерций опять сменил хозяина. Теперь он находится в темном ящике кассы, смешавшись с другими монетами, каждая из которых прошла свой путь и могла бы порассказать нам много интересного и любопытного, о чем никто никогда не узнает.
Проходит совсем немного времени, и наш сестерций вновь пускается в дорогу благодаря еще одному клиенту, который заходил купить несколько сублигариев, то есть трусов по-римски, похожих на мягкие льняные набедренные повязки, которые оборачивали вокруг талии и пропускали между ног, прикрывая интимные места.
Следующим утром сестерций оказался у нового владельца, нервно крутящего его в руках. Имя этого человека — Гай Прокулей Руф. Его семья родом из Испании, а если точно — из города Астурика Августа (современная Асторга). Скоро, после подготовительного периода, начнется его новая работа. Он одет как солдат, но он не легионер, которому придется защищать границы империи, наоборот, он состоит в корпусе, который защищает ее сердце. Он — преторианец. Сегодня он впервые заступит на службу во дворце императора на Палатинском холме.
Преторианцев недолюбливают. Особенно их товарищи по оружию, легионеры с границ. Причины просты. Они несут службу не где-нибудь на отшибе империи, а в городе, где жизнь бьет ключом и полно развлечений, — Риме. Они не рискуют быть убитыми от рук варваров. Не страдают от холода на чужбине, вдали от дома. И при этом платят им больше, чем другим легионерам (которые получают от силы 100 сестерциев в месяц, то есть приблизительно 200 евро), срок службы у них короче (шестнадцать лет, а не двадцать пять), у них больше привилегий на момент отставки, лучшие возможности для продвижения по службе, а если к власти придет новый император, которому придется умасливать этих «телохранителей», они еще получат денежные премии. Этого более чем достаточно, чтобы их покрытые шрамами коллеги смотрели на них с презрением и завистью, а порой и с ненавистью. Да и остальное население их не любит, хоть и уважает за власть, которой они наделены. В политическом плане этот корпус весьма могущественный. В первую очередь потому, что они часто вовлечены в интриги, связанные с падением одного императора и приходом к власти следующего.
Это не означает, что они никогда не сражаются: когда император отправляется в военный поход, преторианцы следуют за ним. Но не все. Из десяти когорт, расквартированных в Риме, небольшая часть остается охранять императорские дворцы и владения. Наш новый преторианец как раз из этих.
Он прибыл на заре, и коллеги велели ему ждать в небольшом служебном помещении, на посту охраны. Он нервно мерит шагами комнатку: чтобы войти, придется дождаться смены караула. Правилам тут следуют буквально. Но вот наконец слышны шаги. Дверь открывается, и на пороге вырастает в лучах солнца фигура преторианца в парадной форме. Это его непосредственный начальник. Он только что отдал приказ о смене караула. В сияющем шлеме с золотыми украшениями, увенчанном «гребнем» из белоснежных страусовых перьев, он кажется еще выше ростом; преторианцы похожи на наших кирасиров: рослые, одетые в форму редкого изящества. Туника белоснежная, в противоположность красной, которую носят легионеры, как и subarmalis vestis. Что это такое? Помните такую широкую плоскую бахрому, образующую «юбочку», у статуй римских полководцев? На самом деле это нижняя часть стеганой кожаной «куртки» с короткими рукавами, надеваемой под доспехи и выглядывающей из-под них в виде той самой короткой «юбочки»: набивка защищает тело от трения металлических доспехов и смягчает удары в бою.
