Сенлин вновь обрел самообладание.
– Спросили бы у него.
Комиссар отступил:
– О, я хотел, пусть даже хорошо представляю себе, что он мог бы ответить. Нашей вражде много лет. И все же я с удовольствием поболтал бы с художником, но вы же знаете, как оно бывает, мистер Сенлин. Иногда сокольничий не может помешать соколу разорвать зайца. – Комиссар кивнул на Красную Руку, который вышел из снежной пелены.
Красная Рука нес под мышкой ящик Сенлина. Он поставил находку у ног Комиссара с большой осторожностью:
– Это было в центре внимания: я нашел там круг следов и тело.
– Открой, – сказал Комиссар.
Сенлина сбило с толку заявление, что Огьер оказался мошенником, но на его обдумывание не было времени. Все помыслы бывшего капитана порта занимали ящик-ловушка и стоящий над ним Красная Рука.
Красная Рука, едва ли нуждаясь в инструментах, чтобы снять прибитую крышку, аккуратно ее оторвал. Под крышкой обнаружился слой упаковочной соломы, и он в ней рылся, пока не показался край холста. Красная Рука трудился, а над соломой подымались облачка белого порошка. Порошок кружился в воздухе, смешиваясь со снегом. Никто не заметил его, кроме Сенлина, который знал, куда смотреть. Он пересыпал солому таким количеством белого крома, что его хватило бы на сотню человек. Он задержал дыхание.
Красная Рука вытащил картину и развернул лицом к Комиссару. Паунд завопил надтреснутым от гнева голосом:
– Это еще что?
Он схватил картину и сунул Сенлину в лицо. Сенлин, решив, что его сейчас ударят, ахнул. В носовых пазухах тотчас же расцвело знакомое покалывание и побежало по горлу. Он съежился. Он намеревался использовать крошку в качестве крайней меры для атаки на чувства и способности противника. В его планы, конечно, не входило самому попасть под воздействие мощного наркотика.
Не успел Комиссар продолжить допрос Сенлина, как Красная Рука вдруг отпрянул с диким фырканьем, испугав всех.
– Кто здесь? – крикнул он и остекленевшими глазами стал выслеживать невидимых призраков.
Он дернулся и замахнулся на что-то в воздухе, а потом отскочил от звука, который никто другой не услышал. Комиссар рявкнул на своего убийцу, пытаясь образумить, но разум Красной Руки забрел куда-то далеко. Он попятился и врезался в агента, который стоял оцепенев от ужаса. Красная Рука вздрогнул, повернулся и крутанул голову бедолаги так, что подбородок оказался над позвоночником. Агент рухнул, как куль с мукой.
Сцена быстро погрузилась в хаос. Красная Рука ворвался в ряды своих соотечественников, его сверхъестественная сила умножилась от безумия. Он использовал людей как дубинки, хватал одних и бил ими других, пока оба не становились безжизненными оболочками. Он швырял людей из порта, словно в них не было ни костей, ни веса. Снег краснел по мере того, как тепло, вытекая из искалеченных и павших, превращало его в слякоть. Красная Рука снова и снова кричал: «Кто здесь?» – хотя никто не смел ему ответить. Кто-то пытался стрелять и размахивать саблей, но это лишь продлевало кровопролитие, поскольку паника привела к перестрелке и ударам невпопад.
Агенты не освободили Сенлина, но отступили на несколько шагов, удерживая его между собой и обезумевшим убийцей как беспомощный щит. Сенлин, вертя головой в поисках любого признака помощи или пути к побегу, заметил то, от чего его сердце могло бы затрепетать, не будь он уверен, что это галлюцинация, вызванная крошкой. Увиденное было невозможно. Эдит бежала к нему, расшвыривая людей комиссара, и ее локоть поднялся, как клин плуга. Это было чудесное видение, но Сенлин напомнил себе, что он – в башне. Никто не придет на помощь.
Красная Рука, разгромив армию Комиссара, повернулся к Сенлину, которого все еще удерживали за руки. Вены убийцы светились так ярко, что отлично виднелись под кожей: его пронизывал огонь. Красная Рука прыгнул, выставив руку, как таран. Сенлин бросил весь свой вес направо, потянув агента слева на линию атаки. Удар пришелся тому в ухо. Он оцепенел и рухнул, валя Сенлина и второго агента в куча-мала. Зажатый между двумя мужчинами – один был без сознания или мертв, а другой в ужасе сыпал ругательствами, – Сенлин попытался выбраться. Тяжесть на нем исчезла, когда Красная Рука сорвал сквернословящего агента, ухватив за шею, и перекрыл поток слов, держа его, как фермер – курицу, которой хочет отрубить голову. Красная Рука сжимал шею агента, пока не раздался влажный треск, словно яйцо упало на пол.
Раскачиваясь, как краб на спине, беспомощно застряв на мягком теле агента, Сенлин уставился на одержимого палача. В лице Красной Руки не было жестокости или злобы. Он подергивался и моргал, почти по-детски.
– Кто здесь? – слабым голосом спросил он.
Разум померк, преподавательские манеры уступили место примитивным инстинктам. Палач вяло потянулся к Сенлину, хотя его рука по-прежнему сияла звездой.
Кулак Эдит ударил убийцу в висок с быстротой идущего под гору поезда. От удара Красная Рука отлетел в сторону и боком проехался по заснеженным доскам пристани.
– Как? – спросил Сенлин, даже теперь не веря глазам.
Лишь позже Эдит объяснила, как поймала якорный трос и, раскачавшись, забралась на опоры платформы. Она моталась там, словно бильярдный шар, и едва не упала навстречу смерти. Но ей удалось ухватиться за кусок запутавшегося шелка – останки погубленного «Щегла». Она провела следующие полчаса, карабкаясь по обледенелым железным перекрестьям среди метели, какой не видел этот век.
Эдит рывком заставила Сенлина встать и сказала:
– Мы должны попасть на корабль!
Не успела она договорить, как Красная Рука поднялся на ноги. Один его глаз выпрыгнул из глазницы, повернулся под диким, слепым углом. Из щели лился красный свет. Удар, похоже, притупил его наркотическую манию. Взгляд здорового глаза прояснился и хладнокровно сосредоточился на Эдит.
Он налетел на нее, и она схватила его за руки. Они сошлись в неустойчивом захвате, клонясь туда-сюда в растущем снегу. Сенлин выхватил саблю из ножен агента, который уже не мог ею воспользоваться. Он собирался прийти на помощь Эдит, как вдруг между ними мелькнул клинок, быстрый, словно гильотина. Комиссар с саблей отпрянул, дав Сенлину лишь мгновение, чтобы принять оборонительную стойку, прежде чем Паунд опять нанес рубящий удар. Сенлин попятился под натиском. Чашеобразную гарду сабли Комиссара утыкивали серебряные шипы, чья цель сразу сделалась очевидной, когда он ударил Сенлина по щеке.
По шее заструилось тепло. Он оттолкнул Комиссара и принял боевую стойку, которой его научила Ирен. Сенлин парировал выпады противника, надеясь, что мышцы вспомнят рефлексы, которые великанша так старалась в них вбить.
Но прежде, чем он смог развить уверенность в своем подходе, прежде, чем хоть какое-то подобие ритма смягчило бы его дергающиеся, как у куклы, конечности, из-за спины Комиссара, словно из-за угла их старого коттеджа, вышла Мария. На ней была длинная белая ночная рубашка с подолом, обвязанным крючком. Она шагала босиком и пила чай из любимой щербатой фарфоровой чашки. Выражение лица – мягкое и безмятежное; такой она была не дольше первого утреннего часа, и лицезреть красоту мог только любимый человек.
