Мария была очаровательна с мужчинами и откровенна с женщинами. Все ее обожали. Но какие бы нежные чувства ни питал город к Марии, никто не распознал ее тайный роман с Сенлином, хотя тот, как все считали, продолжался уже несколько месяцев. Даже Оливет ни о чем не подозревала.
Мария наконец-то рассказала Оливет о помолвке, когда они делили пятидесятифунтовый мешок риса на мешочки по одному фунту. Мария взвешивала и рассыпала рис, а Оливет зашивала мешочки.
– Но почему он? Почему сейчас? У тебя какие-то проблемы? Зачем такая спешка? Почему бы не подождать до следующей зимы? Говорят, зимние браки надежнее.
– Он попросил меня выйти за него, я его люблю, и он подарил мне замечательный подарок. – Мария посмотрела на мерную ложку, которой черпала рис, и уголки ее губ приподнялись в непостижимой улыбке.
Оливет откусила нитку зубами и поморщилась:
– О, не надо ходить вокруг да около, называя это «подарком», Мария. Люди подумают, что ты такая же наивная, как он.
Сенлин уронил, но не отпустил рвущегося на свободу вора. Боль пронзила его, как трещина пронзает стекло, распространяясь и разветвляясь по ногам и вдоль позвоночника.
Было ошибкой вступать в драку. Он никогда не дрался, никогда не поднимал руку на учеников. Он избегал потасовок в пабе и поддерживал порядок в классной комнате исключительно благодаря своему суровому нраву. Потребовался карлик, пинающийся как мул, чтобы преподать Сенлину урок: самообладание не защитит его в кольцевых уделах башни.
Превозмогая желание свернуться клубочком от боли, полыхающей внизу живота, Сенлин спросил:
– Откуда у вас мой багаж?
– Ваш багаж? Я купил этот портфель два часа назад, – сказал вор на удивление звучным голосом с певучим акцентом, незнакомым Сенлину. – Я дал парню за него четыре шекеля.
– Где он сейчас?
– Ушел за ветром, насколько я знаю. Отпустите меня! – Его воротник вырывался из руки Сенлина.
Сенлин сорвал свой портфель с плеча карлика и отпустил его. Застежки болтались. Внутри было пусто. Далеко наверху участок трубы задребезжал и изверг короткий душ. Дождь пригасил их пыл.
– Как ваше имя?
– Финн Голл.
– Мистер Фингол, где мои вещи?
– Меня зовут Финн Голл. – Карлик произнес имя более четко. – А вещи, если они ваши, проданы. – Он помахал узлом женских шелковых принадлежностей. – Разве что вы и это хотите забрать?
– Да, благодарю вас. – Сенлин схватил узел. По правде говоря, тряпки были ему не нужны, он про них и забыл уже. От разочарования он занервничал. – Здесь что, все воры?
Голл с некоторым возмущением поправил рубашку и пригладил фиолетовый жилет, приведя себя в порядок.
– Сэр, я не вор. Не больше вашего – а вы-то меня только что ограбили.
– Меня зовут Томас Сенлин. И какие инициалы мы найдем на внутренней стороне портфеля? – Сенлин продемонстрировал Голлу вензель на краю.
– Вот так угораздило! – Охваченный жалостью к себе, Голл запустил руку в черные космы, взлохматив их еще сильнее. Похоже, коротышка любил драматизировать. – Забирай все, Том. Просто забирай! Честное слово, я ошибся. Мне стоило догадаться, что парень нечист на руку. Страусам нельзя доверять!
– Страусам?
– Страусам, страусам!
[1] – повторил карлик, словно желая, чтобы Сенлин лучше запомнил. – Тем, кого вышвырнули из Салона. Изгнали, подвергли остракизму, выкинули обратно в Цоколь. Им ставят клеймо на руку, чтобы снова не пробрались туда. – Сенлин вспомнил круглый шрам на предплечье Адамоса. – Если они все-таки это делают и их ловят во второй раз, – продолжил Голл и сделал такой жест, словно хотел вытащить глаз из орбиты, – лишают глаза. Тем, кто возвращается в третий раз… – он поцокал языком, – вырывают и второй глаз. Если увидишь кого-то без глаз – значит он плохо учился. Тот мерзавец, что ограбил тебя, скоро будет бродить по окрестностям с палкой и миской для подаяния.
– Мне не верится, что здесь обитают варвары, способные вырывать у людей глаза. – Сенлин хотел пренебрежительно хохотнуть, но закашлялся – пересохшее горло горело.
– Послушай, если мы собираемся спорить, давай поищем выпивку, пока кто-то из нас не задохнулся, – сказал Финн Голл.
Вскоре Сенлин оказался на бугристом сиденье того, что Финн Голл называл «пивной каруселью» или «пивоселью». Это была копия работающего на мускульной силе фонтана, за которым он наблюдал ранее, вплоть до желтовато-белых соломинок и педалей с накладками. Согласно Голлу, в Цоколе работали десятки таких «пивоселей», равномерно распределенных. Сенлин никогда не любил пиво, и лишь настойчивость Голла убедила его, что этот напиток чище и безопаснее, чем вода из водопровода. Пивные были многочисленными и заурядными, как фонарные столбы, и у всех, похоже, дела шли неплохо – но «пивосели» обладали заметным преимуществом, поскольку были бесплатными для тех, кто не возражал немного поработать.
Если бы завсегдатаи «Синей татуировки», которые считали метлу в уголке более жизнерадостной, чем директор школы, увидели, как Сенлин занимает место на механическом пивном фонтане посреди общественной площади, они бы принялись тереть глаза, хлопать себя по щекам и заказывать по три устрицы, чтобы протрезветь.
Оставшиеся десять тронутых ржавчиной сидений заполнились быстро, и началась работа. Уложив узел с женским бельем на колени так, чтобы он не упал, Сенлин схватился за изогнутый край пустого желоба и принялся крутить педали. Голл стоял на педалях, потому что маленький рост не позволял ему крутить их сидя. Он двигался рывками, и это казалось Сенлину неуклюжим, но Голлу было вполне удобно.
Они как будто пытались въехать на велосипеде вверх по склону в грязи, и лишь через несколько секунд их напряженные усилия позволили с трудом привести огромное колесо в движение.
– Почему шестерни такие упрямые? – пожаловался Сенлин. – Такого усердия даже бармен к бочонку не применяет!
Он пыхтел от натуги, и от этого горло еще сильнее пересохло.
– Ты что, инженер? Какая разница! Это же бесплатное пиво, – громко сказал Голл, и другие ездоки встретили его слова радостными возгласами.
Человек справа от Голла был в кожаном фартуке с грязными отпечатками лошадиных подков. Он заорал на них, словно бригадир, чтобы крутили живей. В раструбе фонтана забулькало.
Взгляд Сенлина упал на медную табличку, позеленевшую от времени и постоянной влаги, прикрученную к коническому водосбору перед ним. Он громко прочитал написанное на табличке:
– «Двенадцатиместный мускульный насос Сфинкса».
– А, так ты грамотный, – сказал Голл.
Его темные волосы намокли от пота и липли ко лбу.
