Когда Сенлин добрался до продолжения туннеля в дальнем конце просторного помещения, он уверился, что за этим всплеском паники не стоит Граф. Но если не Граф и не Комиссар, то кто и почему?
С этими вопросами он вошел в тусклый туннель, где вереница ламп, похожая на след из хлебных крошек, освещала темный путь к Новому Вавилону.
Над городом вспыхивали молнии цвета индиго.
Страх Сенлина угас при виде такого зрелища. Он поискал что-нибудь похожее из прошлого опыта, какую-нибудь теорию, придающую происходящему смысл, но подсказок в истории не нашлось. То, что он видел, превосходило воображение и знания бедолаги-учителя. Он стоял у выхода из портового туннеля и глазел на далекий куполообразный монолит в ореоле синих молний.
Было трудно смотреть на изломанные шипы электричества, которые плясали по решетке купола. Тот возвышался над мрачными, лишенными окон постройками, которые, не считая редких дверей, выглядели непроницаемыми, как кирпичи. Над гнездом молний метались летучие мыши, рассекая облака мотыльков, что суетились поверх купола. Каждую секунду мотыльки во множестве залетали в электрические дуги и сгорали, словно обрывки пиробумаги. Даже с большого расстояния было слышно, как молнии трещали и рычали, словно водопад. Сенлину пришлось отвернуться, пока он окончательно не оцепенел от зрелища.
И внезапно буря искр цвета индиго утихла, и сменившая ее тьма показалась такой ужасной и непроницаемой, что Сенлин на мгновение задумался, не умер ли он.
Но это было всего лишь что-то вроде ложной тьмы, которая окружает костер. Через мгновение его глаза привыкли, и Сенлин увидел множество тусклых электрических уличных фонарей, которые несли дозор на сети мощеных улиц. Безлошадные экипажи и всевозможные странные паровые двигатели ездили по сложнейшим маршрутам, наводящим на мысли об энтропии. Ходовые огни машин подпрыгивали и бегали, словно блуждающие огоньки в тумане над болотом.
Позади звякнул тамбурин, и инстинктивное желание бежать овладело Сенлином с такой силой, что он выскочил из-за угла на улицу, даже не оглядевшись по сторонам.
И сразу понял, что этот рефлекс смертелен.
В тот самый миг, когда он помчался вперед, высокий паровой автомобиль на бешеной скорости выехал из-за угла. Его дымовая труба извергала пар, густой, как тесто. Водитель в защитных очках заметил Сенлина, но угол поворота и плотное движение не давали ему возможности свернуть. Сенлину хватило времени лишь на то, чтобы съежиться перед лицом неизбежности.
Серебряная вспышка пролетела сквозь спицы заднего колеса автомобиля. Цепь натянулась, и жидкий металл резко отвердел. Для фургона это было сродни перелому ноги у лошади, скачущей галопом. Крюк сломал с полдюжины спиц, и автомобиль, мчащийся на Сенлина, завалился на испорченное колесо. Другой конец цепи закрутился вокруг фонарного столба на углу, и в момент аварии тот вывернулся из мостовой. Автомобиль с силой врезался в бордюр, и водителя в защитных очках сбросило с высокого сиденья. Фонарный столб рухнул на движущийся фургон, и двигатель остановился у ног Сенлина. Сбоку взорвался вулкан пара, поршень слетел с направляющей и принялся колотить по мостовой с тупой яростью. Перед тем как котел лопнул Сенлин успел только закрыть глаза и представить себе Марию. Медный купол взлетел, словно им выстрелили из пушки. Он скакнул по улице раз, другой, третий, оставляя вмятины на мостовой, словно на мокром песке, и наконец-то врезался в угол здания в квартале от аварии, оставив в месте удара кратер.
Когда Сенлин, чьи руки и ноги окаменели от вызванных ужасом судорог, обернулся, он обнаружил, что амазонка глядит на него, стоя по другую сторону дороги. Она выдернула свою цепь из груды обломков. Как она сумела прицепить едущий автомобиль к фонарному столбу – большой вопрос. А вот еще один: зачем ей это понадобилось? Она спасла Сенлина, и это означало лишь одно: его пытались поймать живым. У кого-то были на него планы. Он не мог себе вообразить какие, но всерьез подозревал, что не хочет этого знать.
Придя в себя, Сенлин бросился прочь от пробки, которая собиралась вокруг места аварии. Он обыскивал взглядом кварталы в поисках убежища, но увидел лишь ряды зданий, стоявших тесно, как надгробия на земле горшечника. Он не мог разобрать, где здесь деловые конторы, фабрики, магазины или жилые дома, потому что все они выглядели одинаковыми цементными коробками без окон.
Кроме одного.
Сквозь туман в конце улицы в нескольких кварталах от Сенлина круглый разноцветный диск светился как маяк. Подбежав к нему, он вскоре понял, что это окно-роза высоко в фронтоне здания, покрытого симпатичной белой лепниной. Широкие двери были приветливо распахнуты. Возможно, это миссия? В порыве оптимизма Сенлин задался вопросом, не приютят ли его здесь. К тому времени, как он добрался до дверей, еле дыша и терпя мучительные спазмы, он захмелел от надежды. Поверх широкой перемычки над дверью было написано печатными буквами: «Дом белого крома». Да, похоже на миссию.
Он посмотрел через плечо на улицу, полную лязгающих двигателей. Среди пешеходов, одетых в темную одежду заводских рабочих, не было никаких признаков амазонки. Он дрожал от холода и сырости и всматривался в двери. Его лицо обдало теплом. Воздух внутри, казалось, был наполнен меловой пылью, как будто кто-то выбивал тряпки для вытирания доски. Он не мог себе представить более гостеприимного зрелища. Он склонил голову и вошел.
К тому времени, когда Сенлин понял, что забрел в наркопритон, было уже слишком поздно.
Глава третья
Есть наркотик, который встречается только в башне и, в частности, в Новом Вавилоне; называют его в том числе белым кромом, или крошкой. Грузчики зовут его крошкой, потому что от него мир кажется чем-то таким, что мышь могла бы съесть в один укус и не насытиться.
Т. Сенлин. Башня для всех, муки для одного
Сначала он ничего не понял, потому что все выглядело слишком знакомым. Это место походило на дружелюбный паб, размещенный в доме собраний. Не видно барной стойки, но потолок – высокий, а края столов округлились от времени и лоснились. Он был не один; другие мужчины сидели за столами, спокойно и безмятежно склонив головы, укрытые белыми одеялами. Что казалось странным. Свет тоже был странный. Он лился от уличного фонаря снаружи, через окно-розу, рождая богатое разнообразие цветов и форм. Как будто смотришь в калейдоскоп. Все выглядело разбитым вдребезги и красивым.
Кроме женщины, которая приветствовала Сенлина. Седые волосы поблекшая от прожитых лет матрона собрала в узел, напоминающий снежок. Ее безупречный передник был накрахмален до хруста, и Сенлин не сомневался, что она старательно бережет его от пятен. Она была истинным воплощением подавальщицы чая.
Матрона проводила Сенлина к пустому столу, и он пошел с нею, потому что перепутал паб, который не был пабом, с чайной, которую посещал, учась в университете. Она усадила его на край длинной скамейки, и он взглянул на людей, изображающих маленькие белые горы. Что-то витало в воздухе – некая пыль парила над головой, словно лунный свет.
