Через полчаса Адам вернулся и нашел капитана порта сидящим на кровати, с включенным светом. На разрушенном окне безжизненно повисли занавески. Сенлину хватило сил, чтобы спрятать контрабандную картину Огьера. Как бы ни развивались события, он решил не увеличивать бремя Адама. Не будет никакого толку, если молодой человек примется ломать голову над загадкой картины, которую Сенлину пришлось украсть для живописца, не оставившего себе «ключ к башне, к счастью и смерти», что бы это ни значило. Такие тайны были частью бремени руководства. Кроме того, картина Огьера все еще могла оказаться предметом для торга, и Сенлин не хотел открывать кому-либо, что он, по крайней мере сейчас, ею владеет.
– Ушел, – сказал Адам. – Мы гнались за ним до порта. Не спрашивай меня, как человек, который светится в темноте, исчез посреди ночи. – Он попытался рассмеяться, но звук вышел резким, словно крик осла. Адам, потрясенный, тяжело опустился на угол кровати Сенлина. – Я никогда не видел ничего подобного. Я не знаю, что это было.
– Спасибо, что пришел на помощь, – сказал Сенлин, отчасти выпрямляя спину, обычно ровную, как штык.
– Разве я мог лежать без сна и слушать, как ты ломаешь мебель в комнате? – произнес Борей, слабо улыбнувшись. Он некоторое время помолчал, сдвинув брови от размышлений. Потом спросил: – Том, кто это был?
Сенлин захрипел – опухшее горло мешало дышать полной грудью. Ему понадобилось несколько вздохов, чтобы проговорить:
– Красная Рука, палач Комиссара. Думаю, теперь понятно, что торговаться с этим тираном не выйдет. – Он взял стоящую в углу метлу и принялся выметать из-под окна осколки стекла. – Боюсь, мой светящийся убийца вернется… в конце концов. Рад, что ты ему помешал, но он не из тех, кого можно надолго отпугнуть.
Адам встал и двинулся следом за капитаном порта, который, медленно шагая по комнате, задумчиво размахивал метлой.
– Итак, по твоим словам, торга не будет, и прятаться тоже не получится. Что ты собираешься делать? Если картина у тебя, если ты считал нужным прятать ее от меня, зачем прятать от него? Просто отдай. Она не стоит того, чтобы умирать.
– Согласен, – сказал Сенлин, протягивая Адаму метлу. – И раз уж тебе не сидится, можешь кое-чем помахать.
Адам выдернул метлу из рук Сенлина, но не перестал убеждать его в своей правоте.
– Тогда скажи ему, где картина. Скажи, у кого она и для кого ты ее украл. Или скажи мне, а я поговорю с ним от твоего имени.
– Нет. Это смелое предложение – ты, вероятно, не понимаешь, насколько смелое, – но нет. Однако в одном ты прав: больше я не буду прятаться. Пока что, я думаю, неуверенность Комиссара поможет мне остаться в живых. Красная Рука мог бы сломать мне шею во сне, но нет, он хотел поговорить. Я думаю, Адам, с этой картиной связано больше, чем нам известно. Я думаю, Комиссар отчаянно хочет ее вернуть и так же отчаянно боится потерять. И это кажется мне интересным. Пока я смогу удерживать его в неопределенности… – Сенлин замолчал, увидев, что Адам оперся на метлу, как старая карга на трость.
Он повис на метле с совершенно обескураженным видом. Впрочем, ничего удивительного. Он только что увидел монстра из плоти и крови. Столкнулся с неоспоримой опасностью.
Сенлин подошел к столу и взял «ключ тюремщика». Надо было еще раз попытаться отвлечь Адама на что-то полезное, и потому он сказал:
– Итак, пришло время узнать, как перезарядить пистолет. Подойди и покажи.
Адам одарил его долгим недоверчивым взглядом, но капитан порта не отказался от своей просьбы, которая весьма смахивала на приказ. Через секунду Адам отложил метлу и начал обучение.
На следующее утро, движимый любопытством, Сенлин вышел на пирс и попытался выяснить, как убийца сбежал. Корабль бы заметили, даже маленький, и это означало, что Красная Рука пришел более тайным способом. Разведка по периметру не обнаружила ничего подозрительного, хотя капитан порта сам точно не знал, что рассчитывает найти. Сенлин повторил обход еще дважды, двигаясь с каждым разом все медленней. Грузчики, лениво ожидая нового груза, удивились тому, что их начальник вышел из кабинета и покинул складской двор. Они развеселились, когда он распластался и повис над доком, как человек, который слишком много выпил. Сенлин проигнорировал их усмешки.
Вскоре он обнаружил то, что искал: шелковый трос, аккуратно привязанный к ушку, привинченному близко к краю на нижней стороне пирса. Он не мог видеть, где заканчивается трос, потому что тот уходил вниз и вокруг башни, но был уверен, что веревка ведет к Купальням. Красная Рука долго и с риском для жизни взбирался вверх, но вниз соскользнул быстро.
Сенлин достал нож-крюк и перерезал веревку.
Одно можно было сказать наверняка: кто-то в порту Голла привязал трос и спустил в Купальни. Кто-то в Новом Вавилоне сговорился с Комиссаром.
Когда тем же утром Ирен ворвалась в кабинет, Сенлин был готов. Он встретил ее спокойно, сложив руки «домиком» поверх абсурдного стола – корабельного носа. Она протянула руку, большую, как тарелка, в ожидании конверта с банкнотами и сводкой импорта.
– Ты не умеешь читать, – заявил Сенлин, – а это значит, что ты не умеешь писать, то есть ты беспомощнее, чем полагается женщине твоего статуса.
Ее широкие ровные брови изогнулись – это была гримаса, равнозначная пронзительному и пугающе хмурому взгляду. С отработанной неторопливостью она размотала цепь, которую носила на талии. Звенья бряцали в руке. Сенлин следил за ней с легкой суровой улыбкой. Ирен приняла бойцовскую стойку, кожаный передник скрипнул, натянутый на мощных бедрах, а ступни оказались почти что у противоположных стен комнаты. Сенлин сумел не вздрогнуть, даже когда она начала раскручивать цепь над головой. Свист цепи заполнил узкую комнату. Ирен выпускала ее звено за звеном, пока крюк на конце не промчался в дюйме от книжных полок. Дерево из штемпелей на его столе задрожало. Костяшки на счетах задребезжали; бумаги затрепетали. Казалось, в кабинете рождался шторм.
Сенлин наблюдал за амазонкой терпеливо, не отводя взгляда.
– Я привык, что моей жизни постоянно угрожают, Ирен. Мне это наскучило. Оторви мне голову или сядь.
Покраснев, Ирен направила вертящуюся цепь ближе к его макушке. Сенлин почувствовал, как от порывов ветра шевелятся волосы. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать свист цепи.
– Ты не можешь вышибить дух из книги. Письмо под пыткой не заговорит. Дорожный знак нельзя придушить, чтобы он указал дорогу. Куда ни взглянешь, повсюду тайны, спрятанные на ровном месте. Из-за этого ты уязвима. Но я могу тебе помочь, если позволишь.
Постепенно гнев Ирен утих, цепь замедлилась, и последним рывком амазонка вернула крюк в руку. Тяжело дыша, она снова обмотала цепь вокруг пояса.
– Чего ты от меня хочешь? – спросила амазонка скорбным баритоном.
– Видишь это? – Сенлин поднял подбородок, демонстрируя ужасные синяки, воротником опоясывающие шею. – Хочу, чтобы ты научила меня, как не допустить повторения. Я написал Голлу письмо с просьбой позволить тебе научить меня защищаться. Я думаю, он захочет уберечь свои инвестиции, то есть меня, от удушения во сне. Уверен, вы слышали о прошлой ночи. – Ирен осмотрела синяк со смутным интересом знатока. Увиденное ее не слишком впечатлило. – По часу в день, – решительно продолжил Сенлин. – Полчаса тренировочных сражений, полчаса чтения. Что скажешь?
