– Чтобы ты его доставил. – Сенлин дважды стукнул по деревянному кубу на столе. – Не переживай, он опасен только в открытом виде.
– Внутри картина Комиссара?
– Нет, приманка. – Сенлин прижал пальцем ноздрю. – Приманка-ловушка! Вероломно, не так ли? Ты отнесешь это Эдит на «Каменное облако». Не забудь сказать, чтобы не открывала и не позволила никому открыть. А вот восемь мин, которые я пообещал капитану Билли Ли. Не потеряй. Здесь все мои деньги до последнего шекеля.
Не тронутый энтузиазмом Сенлина, Адам с несчастным видом посмотрел на конверт; он был полон монет.
– Кто эта женщина, Том? Она действительно заслуживает такого доверия? – Он вздрогнул. – Кем бы Эдит ни была раньше, последние полгода она якшалась с пиратами. Это меняет человека. Она может предать тебя не моргнув глазом.
– Ну конечно! Любой бы смог. Но я думаю, она сочувствует нашему бедственному положению; она в той же беде, что и мы, – в кабале и в долгах. Да, она жила среди пиратов, но мы-то жили среди контрабандистов, сутенеров и воров. Мы не должны становиться похожими на тех, в чьей компании находимся. Мы можем надеяться на лучшее и цепляться за людей, разделяющих с нами надежду. – Сенлин пытался излучать веселое спокойствие, хотя на душе скребли кошки. Эдит и Адам справедливо подвергли сомнению его план. Он был дерзким, мягко говоря, и если не сработает, то Сенлин всех погубит. Такое бремя он не мог нести легко. Но что еще им оставалось? Ждать спасения? Работать до бесконечности, выплачивая выдуманные долги тем, кто может измыслить новые? – Мы просто должны пережить этот день.
Широкие губы Адама сжались и изобразили напряженную улыбку.
– Ладно. Но, Том, – пожалуйста, для моего спокойствия, скажи, что картина у тебя. Если твоя игра пойдет не так, это наша последняя фишка.
Сенлин улыбнулся:
– Конечно она у меня.
– Тогда почему ты не хочешь сказать, где она? Если тебе дадут по башке или сбросят с пирса…
– Вот спасибо, – с шутовским видом ответил Сенлин.
– Да я серьезно! Что будет со мной и Волетой? Мы окажемся беззащитны.
– Знаешь, что Красная Рука сделал с единственным человеком, который знал, где картина? Замучил до смерти. Он сам сказал. Художник Огьер умер, потому что знал. То же самое почти случилось со мной. Это небезопасное знание, Адам. Я тебе ничего не скажу, потому что… это небезопасно. – У Сенлина пропал голос, и пришлось размять шею, чтобы снова его обрести. – Все, о чем ты должен беспокоиться, – это Волета. Держи ее рядом. Доставь на корабль и сделай все, что сумеешь, чтобы подготовить его к отбытию. Я, возможно, буду занят. И, Адам, если я… – он подыскал деликатные слова, а потом улыбнулся: ответ ему подсказали, – если мне дадут по башке, немедленно отчаливай. Не уверен, что ты сумеешь управлять кораблем без команды, но лучше рискнуть, чем остаться.
Адам хотел поспорить, но передумал. Слух у него был острее, чем у Сенлина, и он навострил уши.
– Ирен на лестнице.
– А-а, мой последний «Восьмичасовой отчет», – поспешно сказал Сенлин. – Бери ящик. Осторожнее. Ступай, ступай же. Если не получится раньше, увидимся в порту сегодня в девять. – И Сенлин выгнал Адама, взмахнув платком, который стянул с шеи.
Амазонка прошла мимо Адама в коридоре и вскоре заняла собой дверной проем. Она и сама могла бы сойти за дверь. Сенлин смахнул соломинку со стола, пытаясь в суете скрыть волнение, бурлящее в душе.
– Ирен, не смотри так встревоженно! Я не держу обиду…
Она перебила:
– Ты должен пойти со мной.
– Ох. Ну, дай-ка я прихвачу отчет…
– Оставь, – сказала она.
– Ладно, – медленно ответил Сенлин.
Он склонил голову набок, заново оценивая ее поведение, пытаясь обнаружить намек, объясняющий, почему их утренний ритуал не шел как обычно. Ее широкий лоб и гладкие веки без морщин ничего не выдавали; она была непроницаема.
– Идем на пикник? – спросил он, беря аэрожезл.
– Оставь, – повторила она еще резче, сверкнув глазами.
Сенлин застыл под сердитым взглядом, в котором не было и тени товарищеских чувств, возникших между ними за последние недели. Перед ним стояла не учительница боевого искусства, не ученица чистописания. Это была вышибала Финна Голла, блокирующая единственный выход из комнаты.
Он осторожно опустил аэрожезл на стол и с намеренной неторопливостью опустил закатанные рукава.
– Могу я хоть сюртук взять? – спросил он и, когда амазонка не ответила, снял его с вешалки в углу.
Ирен ничего не заметила, но он чувствовал легкую жесткость в спинке, где зашил картину Огьера.
– Выверни карманы.
Сенлин послушно извлек книги, которые так тщательно выбирал: гид по аэронавтике, основы инженерного дела, том по ремонту кораблей и, конечно, его личный дневник. Он сложил сокровища на столе. Оставалось лишь надеяться, что у него будет возможность за ними вернуться. Он также вытащил «ключ тюремщика» и показал ей:
– Могу я взять свой ключ?
Она слегка пожала плечами, и Сенлин улыбнулся в ответ со всем великодушием, на которое только был способен.
– Веди, – сказал он.
«Карета» Финна Голла стояла посреди складского двора, озаренная мрачным желтым светом. У нее у единственной работал вхолостую двигатель, и тарахтение разносилось по похожей на волдырь пещере, как грубое подобие сердцебиения. Грузчики, уже в поту от утренней работы, стояли тихонько, замерев посреди своих трудов. Они созерцали капитана порта, который без аэрожезла казался немного голым – он со стоическим видом шествовал впереди великанши к открытой дверце «кареты». Пожилой водитель Голла на высоком сиденье выглядел как пугало. Некоторые зеваки злобно ухмылялись, но другие смотрели с жалостью. Интересно, о чем они подозревают и что им известно?
Сенлин с удивлением обнаружил, что Голла в «карете» нет. С самого прибытия в Новый Вавилон он ни разу не видел маленького босса за пределами этого катафалка. Он даже задался вопросом: «Не живет ли Голл в „карете“?» – пусть это и было бы странно. И потому, сунувшись внутрь в одиночку, Сенлин почувствовал себя так, словно вторгся в чужое жилье. Хотя, конечно, он был не один. Чувствуя надвигающуюся Ирен, Сенлин быстро забрался в салон. Она последовала за ним, наступая на пятки, и едва успела закрыть дверь, прежде чем машина мягко вздрогнула и поехала вперед.
Ему пришло в голову, что Финн Голл может не воспринять новость о готовящемся предательстве Родиона без комментариев. Голл может разумно предположить, что Сенлина каким-то образом втянули в заговор. Или, возможно, в вдохновенном приступе спонтанного предательства Голл успел связаться с Комиссаром и решить, что награда ему нужнее бухгалтера. Возможно, Сенлину предстояло не понаслышке узнать, какая мрачная судьба постигла его предшественника. Действительно, сотня вещей могла – и, вероятно, должна была – пойти не так. Оценивать каждую возможность слишком утомительно, поэтому он уставился в окно «кареты» и отказался тревожиться дальше. Куда бы он ни направлялся, что бы ни случилось, мандраж этого не изменит.
