Они выехали из туннеля под экстатические скачки молний. Проволочный купол на вершине центрального монолита разбрасывал искры над мрачными цитаделями Нового Вавилона. Электрические пальцы царапали обтесанный скальный потолок, прыгали на плоские вершины более высоких зданий, покрытые золой, и обрывались в холодном воздухе, где колонии летучих мышей спасались бегством от жуткого света.
Ирен потянулась и опустила шторы, оборвав представление. Сенлин тихо фыркнул от возмущения и перевел на нее взгляд. Ее колени, торчащие из-под кожаного передника, были размером с детский череп. Она была слишком велика для «кареты», и поэтому ей приходилось сидеть в униженной позе большой собаки, скрывающейся под маленьким столом. Амазонка хмуро уставилась на темные панели позади Сенлина, отчего казалось, будто она смотрит сквозь него. Он попытался примирить этот образ с неутомимым, беспощадным боевым инструктором, который швырял и бил его на складском дворе в минувшие недели. Она казалась такой безжизненной.
– Я некоторое время работал над теорией, которую ты могла бы найти интересной, – дружелюбно проговорил Сенлин.
– Нет, – сказала она.
Сенлина это не остановило.
– Да, действительно. Она родилась, моя маленькая теория, из любопытства к паровому двигателю. Паровые двигатели здесь настолько вездесущи, я хочу сказать, они повсюду, а не только на рельсах или колесах. Я видел механического гиппопотама, работающего на пару, и орган в «Трубе» питается паром. Изумительная вещь, этот пар.
– Перестань говорить про пар, – сказала Ирен с некоторым усилием. – Заткнись.
– Извини. Я не собирался читать лекцию. Но на самом деле пар – это не идеальная энергия. Он громоздкий, и им трудно управлять. Если ты хочешь подпитать что-то маленькое, переносное или с тонкой настройкой, пар не подойдет. Нужно электричество. А вот про электричество там, откуда я пришел, почти ничего не слышали. Оно было чем-то вроде дешевого фокуса. Мы могли сделать так, чтобы у человека волосы встали дыбом, с помощью простой статической машины, но для практических целей его было слишком мало.
– Заткнись, или я засуну кляп тебе в пасть, – сказала она, наконец-то посмотрев ему в лицо.
– Если я заткнусь, какая разница – с кляпом или без, – парировал он, ненадолго отвлекшись от речи, что и впрямь перешла в лекцию. – Пар – это грубая энергия, которую можно переработать в более совершенную форму. Это и происходит здесь, внутри яростной турбины, которая высится над городом, – пар превращается в электричество. Но для такого нужно много пара. И это подводит меня к моей теории.
– Я пытаюсь быть милой, – сказала Ирен, запрокинув голову и зажмурив глаза.
– Что ж, спасибо. Итак, главное! В Цоколе множество мужчин дни напролет качают воду с помощью устройств, называемых «пивными каруселями». Название, честное слово, говорит само за себя: они крутят педали и в награду получают жалкое количество плохого пива. Так или иначе, нехватка в желающих качать никогда не ощущается, и пивоселей там десятки, так что каждый час из колодцев, уходящих вглубь долины, поступает очень много воды.
– Мне наплевать.
– В Салоне люди платят за то, чтобы бродить по комнатам в костюмах, изображать важных личностей и пререкаться, иногда с мечами. За эту привилегию им надо сделать две вещи: заплатить, что лишь дьявольская деталь, и поработать. Истинная задача «посетителя» заключается в том, чтобы поддерживать огонь в каминах. Все это предприятие – замысловатый способ разводить и поддерживать огонь для производства тепла, причем дешевого. Выкачанная из недр вода нагревается внутри дымоходов посредством того, что должно представлять собой наиболее экзотический водопровод в мировой истории. Нагреваемые трубы проходят через весь Салон и идут в Купальни, где сходятся в единый источник. Купальни действуют как регулятор тепла и давления. Избыточный пар выпускается, и туристы платят, чтобы резвиться в побочном продукте огромного двигателя.
Ирен хмурилась, но Сенлин опознал эту гримасу как «задумчиво-хмурую».
– Ну и че?
– Мы считаем башню достопримечательностью или рынком, но это не так. Она двигатель. Четыре нижних кольцевых удела целиком – это одна огромная динамо-машина. Вода, огонь, пар, а потом здесь, в Новом Вавилоне, искра! – Сенлин вскинул руки, словно готовясь услышать аплодисменты. Ирен сидела перед ним, сгорбившись неумолимой жабой. Он в раздражении опустил руки. – Куда уходит вся энергия? Маленькое ее количество просачивается, чтобы подпитать местные грубые тусклые лампочки и спровоцировать переизбыток статического электричества, да, но ты подумай: сотни тысяч, может быть, миллионы мужчин и женщин неустанно трудятся, производя энергию, которая предназначена не для них. Так кто же все это построил? Для кого она? Что этот кто-то делает с такой мощью? Почему мы за это платим и страдаем, чтобы произвести то, от чего нам никакой пользы, – то, что нас фактически порабощает?
Взгляд Ирен метался туда-сюда, пока она обдумывала услышанное. Хоть и необразованная, она вовсе не была тупой, и Сенлин знал: амазонка способна уловить несправедливость того, что он ей раскрыл. Сделанный ею вывод, начавшийся с глубокого вздоха, его разочаровал.
– Ну и что? – сказала она в конце концов. – Это несправедливо. Башня вся прогнила. Небо черное. И че?
– Надо перестать притворяться, что это не так, – сказал Сенлин и в порыве безрассудной искренности потянулся над полом, укрытым ковром, и положил руку на ее толстое запястье. Амазонка не шелохнулась, хотя могла бы легко сломать его кисть. – Мы сбежим.
Она ответила злобной зубастой ухмылкой, словно вспомнила что-то смешное. Сенлин почувствовал, как «карета» подпрыгнула на неровной брусчатке и повернула сперва в одну сторону, а потом быстро в другую.
– Ты мне нравишься, – сказала Ирен. – Ты не сдаешься, даже когда должен. Возможно, ты не ошибаешься по поводу башни. Мне нравится твоя теория. Она забавная. Возможно, правдивая. Но… – Она откинулась на спинку сиденья и расправила плечи, отчего блестящая панель позади затрещала. – Когда я вот так ездила в последний раз, мне пришлось задушить капитана порта и выкинуть его тело с башни.
Рука Сенлина задрожала, и он почувствовал, как покрывается гусиной кожей, отчего рукав стал натирать.
– Значит, вот что случится дальше?
– Дальше ты поговоришь с Голлом о деньгах, которые воровал. Я очень надеюсь, что ты сумеешь заморочить ему голову. Если кто и сможет болтовней выпутаться из такого, то это ты. Но я бы не рассказывала ему о твоей теории. Ему нравится быть тем, кто рассказывает теории сам.
– Ага. Спасибо за это и за откровенность. Раз уж на то пошло, я думаю, ты отлично справишься с моим удушением. – Тон, которым он это произнес, не очень-то соответствовал любезному заявлению.
– Если до этого дойдет, надеюсь, ты будешь сопротивляться. Ты многому научился. У тебя получалось все лучше. Ты перестал так много метаться. Метаться – это плохо. Крепко держись на ногах, пока можешь. Сражайся терпеливо. Стой на своем.
