— Что делать-то будем? — спросил он почти шепотом.
Я в ответ только глазами хлопала. Что делать, я понятия не имела. Зимояр лежит тут, разливая стужу, точно чернила в воде, — и как мне с этим быть, я не знала.
Я склонилась над ним, а он открыл глаза и посмотрел на меня мутным, почти невидящим взглядом.
— Можешь призвать свою дорогу? — спросила я. — Или сани? Чтобы за тобой приехали?
— Слишком далеко, — прошептал он. — Слишком… Моя дорога не бежит меж зеленых деревьев.
И он снова закрыл глаза. Он лежал такой недвижный, беспомощный, израненный и, наверное, умирал. Ну почему именно тогда, когда мне расхотелось, чтобы он умирал?! Почему от него никогда никакого толку?! Вот вечно с ним так! Меня так и подмывало встряхнуть его, усадить силой, но я боялась, что рана от меча растрескается и он рассыплется на хрустальные льдинки. Сергей все не сводил с меня взгляда, и я сказала:
— Мы его понесем.
Сергей, похоже, не очень-то рвался до него дотрагиваться, и тут я могу его понять. Я стащила свой мокрый, весь перепачканный в золе плащ, расстелила его на земле и осторожно переместила на него ноги Зимояра — сначала одну, потом вторую, — потом его плечи, а потом и середину туловища. Он даже не шелохнулся.
— Ну вот, — сказала я. — Ты берись за верх, а я за низ.
Вот тут-то Зимояр зашевелился и, когда Сергей взялся за верхний край плаща, слабо попытался его стукнуть.
Сергей в испуге попятился, а я отпустила свой конец плаща, грянув Зимояра оземь.
— Это еще что такое? — строго осведомилась я.
Зимояр повернул ко мне голову и прошептал:
— Помощь его непрошена, нежеланна! Разве позволю я столь жалкому созданию, презренному вору взыскивать с меня долг до скончания времен? Разве позволительно ему просить чего вздумается?
Сама бы его заколола тем кинжалом, честное слово!
— Чернобог все еще во дворце, он вот-вот нас всех иссушит. А ты валяешься тут еле живой и о гордости печешься! Вот изгоним его, тогда и гордись сколько душе угодно!
Но Зимояр лишь посмотрел на меня с укором:
— Я буду гордиться, изгнав его, госпожа. Но и сейчас буду. Я не налагаю пределов своей гордости.
Я от злости стиснула зубы, а Сергею приказала:
— Попроси у него чего-нибудь. — Сергей, видимо, решил, что я совсем свихнулась. — Чего ты хочешь от него за помощь? И проси побольше, — мстительно прибавила я, — раз он у нас такой гордый.
Сергей помедлил и нерешительно, словно все еще не веря мне, произнес:
— Ну… чтобы… чтобы мороз никогда не побивал моих посевов. — Я ободряюще кивнула. Зимояр не предпринял попытки прикончить Сергея на месте, поэтому тот осмелел и продолжил: — И чтобы моя скотина никогда не терялась в метель. И… — Я кивала ему: давай, мол, давай. — И чтобы я мог охотиться на белого зверя и птицу.
При этих словах Зимояр немного нахмурился, поэтому Сергей тут же умолк, но я чувствовала, что дело сделано.
— Вот, пожалуйста! — сказала я Зимояру. — Годится? Согласен исполнить все это в обмен на помощь? Или так и будешь тут киснуть, пока не растаешь под весенним дождем?
— Низменный вор многого хочет, — пробормотал Зимояр. — Но удача улыбается ему. Будь по-вашему, я согласен. — С этими словами он уронил голову на плащ и затих.
Сергей опасливо приблизился и еще опасливее взялся за концы плаща, не спуская глаз с Зимояра.
— Теперь все хорошо, — заверила я. — Он согласился.
Но Сергей только кинул на меня подозрительный взгляд: дескать, знаем мы эти соглашения.
Наконец мы с грехом пополам уложили Зимояра на плащ и поплелись вперед, согнувшись под его тяжестью. Зимояр покачивался между нами как в люльке. Нести его было до смерти неудобно. Так мы тащились минут десять: за это время Зимояр не наслал на нас вьюгу, не предпринял попыток никого убить и даже не сел и не произнес ни слова. Поэтому Сергей наконец негромко предложил:
— Погоди. Давай я его на плечи возьму.
Мы поставили Зимояра на ноги, и я помогла Сергею взгромоздить его, закутанного в плащ, на плечи. Сергея немного повело под его тяжестью, и он слегка дрожал от напряжения, но все равно так мы пошли куда быстрее.
Воздух вокруг нас был прохладный, кусачий — не совсем ледяной, но уже и не весенний. Я оглянулась: за нами тянулась заиндевевшая дорога, а свежие листья у нас над головой скукожились от холода. За нами мог гнаться кто угодно. Хоть демон, хоть стража, хоть простой люд: увидят, что зима вернулась, — и устроят, чего доброго, бунт. Но следом никто не шел. Зато впереди мы вскоре услышали громыхание колес. Мы остановились и поспешили спрятаться за деревьями на обочине; правда, толку от нашего укрытия было не много — следом за нами искристая изморозь белыми иголками рассыпалась по траве. Хорошо хоть было темно. Повозка приблизилась, проехала мимо нас, меж деревьев мелькнул проблеск света. А потом повозка встала, и голос моего отца негромко позвал из темноты:
— Мирьем?
Мы вышли из укрытия и устроили Зимояра в повозке. Я уселась рядом с ним, а Сергей с отцом развернули лошадей. Изморозь тут же выбелила колеса, растеклась по деревянному ободу, и повозка стала поскрипывать. Лошади беспокойно насторожили уши, пытаясь распознать, что это там, в повозке, и поскакали быстрее. Но скачи не скачи — от зимы не ускачешь. А мы везли с собой зиму. Зато доехали мы быстро, а я-то думала, что путь от Вышни к домику неблизкий — так выходило по словам отца. Однако не прошло и часа, как мы выехали из-под деревьев к хижине и огороду за низкой каменной изгородью. Отец с Сергеем остановили лошадей.
Вышла Ванда и открыла нам ворота; Сергей спрыгнул с козел и повел лошадей под навес. Я растолкала Зимояра и сказала ему:
— Тот же самый уговор со всеми, кто живет тут, в обмен на помощь.
Он обратил ко мне белые глаза с узкими кошачьими зрачками и пробормотал:
— Да.
И опять потерял сознание.
— Уложим его в постель? — спросил отец, глянув на меня с козел.
Я помотала головой:
— Нет, нам нужно самое холодное место. Есть тут погреб?
Сергей как раз вернулся из-под навеса, он услышал мой вопрос и пожал плечами:
— Надо, так поищем.
Как будто погреб в доме мог возникнуть ниоткуда по нашему велению. Но Сергей взял фонарь и отправился вокруг дома. Он скрылся за навесом, и издалека донесся его негромкий голос:
— Здесь дверь!
Отец держал фонарь, а Сергей потянул простую деревянную дверь и подпер ее. Снизу потянуло холодом, пахнуло мерзлой землей. Мы стащили Зимояра вниз по лестнице. Погреб оказался просторным, с земляными стенами и каменным полом, обжигающе холодным. Мы уложили Зимояра на пол и сняли с него плащ — мороз тут же потек от него в разные стороны; теперь, когда мы больше не трогали Зимояра, слой изморози сделался плотнее и белее. Отец даже негромко вскрикнул: изморозь коснулась его пальцев, когда он вытягивал из-под раненого плащ.
