– Пообещал, – вздохнув, кивнул Соколов. – Воеводство Приморское.
Князь пошёл дальше, к прудику, оставив удивлённого донельзя профессора на дорожке.
Албазин. Декабрь 7147 (1639)
Убивать Бомбогора Сазонову не пришлось. Решительный солонский князь уже был захвачен в плен маньчжурским военачальником Самшикой после несчастливой для амурцев битвы. Позже по приказу хана Абахая Бомбогор был казнён маньчжурами в Мукдене – столице государства Цин. Наиболее влиятельным князем на этом участке Амура стал нижнезейский князь Балдача, поддерживавший маньчжуров и бывший зятем хана маньчжуров Абахая Хуантайцзи. Таким образом, маньчжуры, разбив солонов и их союзников, устранили последний буфер между ними самими и пока не виденными ангарцами. До этого Сазонов пытался связаться с самим Бомбогором, предлагая ему помощь войск даурского князя Ивана. К сожалению, тот высокомерно отказался от помощи и умертвил солонов, что были посланы майором для переговоров, оставив лишь одного, чтобы тот передал слова князя даурцу. А Бомбогор обещал, прогнав маньчжур, пойти войной и на Ивана. И где теперь этот Бомбогор?
В начале декабря к Албазину после отдыха в Умлекане вышла часть из ушедших к Амуру ангарцев. По льду реки пришла группа Матусевича, два десятка ангарских тунгусов и бурят, Бекетов с частью казаков, поморы. Олени тянули несколько саней с женщинами и паровыми машинами. Саней и оленей у отряда было больше, чем то количество, с которым ангарцы пришли к устью реки Нерчи, впадавшей в Шилку. Дело в том, что при устройстве Нерчинского острога ангарцы подверглись внезапному нападению эвенков. Серьёзного убытку те не причинили, лишь посекли с десяток человек стрелами. Пострадавшим немедленно оказали помощь, а потом матусевцы, тунгусы и казаки устроили ответный рейд по следам разбегавшихся в ужасе туземцев, тех, кто выжил после невидимых глазу горячих стрел чужаков. Добравшись по следам беглецов до становища туземцев, ангарцы от души отметелили всю властную верхушку племени, наказав им впредь появляться у стен городка лишь со шкурками и желательно с большим их количеством. Забрали у эвенков и половину оленей, плюс несколько лёгких саней.
Остались же в строящемся Нерчинском остроге люди Корнея Миронова, пара десятков казаков и тунгусов, а также команда геолога Романа Векшина, что готовилась к поиску серебряных и свинцовых руд по заранее составленному плану.
Сазонов, отправив ещё в ноябре новых гонцов в земли казнённого Бомбогора, теперь дождался их возвращения:
– Балдача не будет и разговаривать с тобой, майор, – ангарский тунгус переводил слова вернувшихся из посёлка близ устья Зеи солонцев. – Он маньчжурский данник и породнился с ними, князь Толга тоже его родня. Причём Толга теперь ещё и воевода на Сунгари и нижней Зее.
– По весне пойдём из Албазина на Зею, – сухо сказал Сазонов, – второй раз объясним тамошним, кто по Амуру ходить будет.
Алексей с помощью крещёного даурского князя Шилгинея, взявшего имя Иван, уяснил посредством чего можно удержать верхушку приамурских и сунгарийских поселений, что имели контакты с маньчжурами. Им нужна была защита от рейдов маньчжур и свободный доступ к рынку предметов роскоши и ремесленных изделий для повседневного потребления.
– Балдача похваляется, что скоро пойдёт на Ивана, – нахмурился тунгус. – Они нам советуют уходить с Амура.
– Если они боятся, то пусть и уходят. А нам бояться некого, – заявил Сазонов.
Матусевич внимательно, казалось, даже не мигая, слушал майора. Алексей подробнейшим образом рассказывал спецназовцу о сложившейся на Амуре обстановке. Временами поглядывая на Игоря, Сазонов пытался найти на лице опального майора какие-либо эмоции, отличные от внимательного обдумывания поступающей информации. Безуспешно, недавний возмутитель спокойствия в княжестве мог отлично скрывать свои, ежели таковые вообще были.
– То есть мы попадаем в банку со скорпионами, если остаёмся на Амуре? У нас мало информации о том, что происходит немного далее Албазина, – констатировал Игорь.
– Информации мало, к тому же она довольно противоречива. И я не доверяю до конца ни источникам информации, ни тем, кто её приносит.
– Твои солонцы говорили о Нингуте, как о единственном месте, где амурцы меняют шкурки на железные орудия, утварь и всякую мелочь, украшения? – Сазонов кивнул. – Значит, – посмотрел на майора Матусевич, – нам нужна своя Нингута. И нужна она здесь, в Албазине, чтобы сманить ближайших амурцев к контакту.
Игорь указал на то, что если наполнить бассейн среднего Амура своим товаром, начиная от спичек и свечек, иголкой и котлом для приготовления пищи и кончая стеклянными бусами и безделушками, то привязать амурцев к себе будет гораздо проще. А там можно приниматься и за маньчжур. Но по-хорошему надо было бы дождаться момента, когда маньчжуры войдут в Пекин, посетовал Игорь. Тогда, сказал он, маньчжуры очень значительно ослабят бассейн Амура, Сунгари и Уссури, переведя боеспособных мужчин участвовать в процессе становления в Китае власти государства Цин.
– Но у нас вряд ли будут эти четыре года, – развёл руки Сазонов. – Говорят, небольшой отряд маньчжур, до трёх десятков человек с мелким чиновником, стоит в посёлке у устья Зеи, откуда я вывез старейшину.
– Они не будут терпеть самостоятельного владетеля рядом с собой. Тем более, ты говоришь, этот хрен Балтача уже грозит нашему Ивану.
– Какие у тебя мысли, Игорь? – спросил Алексей.
– Самые простые, майор. Надо осмотреться на местности, вернее не придумаешь. Я наведаюсь в это поселение. Мне от тебя нужен карт-бланш, пара переводчиков и снайпер.
– Карт-бланш? – нахмурился Алексей. – В каком смысле?
– В смысле свободы действий, – ухмыльнулся Матусевич.
– Но ты должен знать, что мы проводим политику замирения с амурцами, – наставительным тоном произнёс Сазонов.
– Это я тебе обещаю, с амурцами всё будет хорошо. Это уже моя работа, родное, можно сказать. Этим я и занимался.
А через два дня группа ушла на лыжах берегом к устью Зеи. Вскоре выяснилось, что тунгусы и Сергей Ким, снайпер из Албазина, заметно отставали от держащих рабочий темп спецназовцев. Тогда группа разделилась, Матусевич ушёл вперёд, как он сказал – осмотреться на местности. Пятеро лыжников с частью продовольствия и снаряжения теперь представляли авангард для остальных двадцати одного человека группы, шедших по их следам. Каждые десять километров делали десятиминутный привал, ночью ставили палатки. Иногда ночевали в редких посёлках, которые у Кима в карте имели обозначение как лояльные. Однако ближе к Зее, уже к исходу третьего дня пути таковые кончились. На пятый день группа, ведомая капитаном Мирославом Гусаком, поневоле остановилась у небольшого посёлка. Внимание спецназовцев привлекло несколько погорелых домишек.
– Смотрим, капитан? – щурясь на ярком зимнем солнце, спросил Мирослава прапорщик Прохор.
– Пошли, – кивнул он. – Полная готовность!
Войдя в посёлок, ангарцы сразу же отметили стоящую тут полную тишину, ни одна собака не тявкнула, не было видно ни единого дымка. Лишь звенел мороз да солнце играло бликами на ослепительно белом снегу. Никаких следов недавнего пребывания человека в посёлке также не нашли, как и хозяйственной утвари или съестных припасов в пустых домах. Драматизма ситуации добавляло несколько сгоревших домов с провалившейся внутрь крышей.
