– Давай, Пётр, проходи! Чайку с последней поставки уже заварили, – грохотал на радостях воевода. – Рассказывай, что там, в Москве делается, жуть как интересно!
Карпинскому пришлось долго пересказывать свои приключения Ярославу, который то и дело перебивая, задавал десятки вопросов и каждый раз с неподдельным интересом слушал ответ. Выдохся он на втором часу общения, когда подали ужин. Тогда Онфим, бывший помощник Карпинского в Енисейске, начал читать царские грамоты. В бумагах помимо заверений в дружбе и добром соседстве с княжеством Ангарским было и требование царя отпустить пленённого на реке Зее людьми князя Сокола охотского воеводу Дмитрия Епифановича Копылова, что напал на Зейск вместе с Москвитиным. В другой грамоте была уже просьба Михаила Фёдоровича прислать тех пушек, что под Зейском палили. Петренко, слушая Онфима, то и дело хмыкал и покачивал головой.
– Никак Москвитин рассказал самодержцу о наших пушках? Понравились они ему, видать!
– Меня больше удивляет другое, – проговорил Карпинский. – Людей он присылать не желает, а пушки ему подавай!
– Ага! Это я тоже заметил, – Петренко, отодвинув в сторону занавесь, посмотрел в окно. – Вон твои вестарбайтеры в столовую уже пошли. Как им пароход, кстати?
– Нормально, – пожал плечами Пётр. – Поначалу шумели, кое-кто хотел обратно на берег сигать. Еле успокоили, да и казачки енисейские помогли, никого назад не пускали.
Скоро Ярославу надо было выходить на связь с Соколовым, чтобы доложить об успешном возвращении посла и набранных им в Европе людей. Первый доклад Петренко, о прибытии Карпинского в Енисейск, наделал немало шороху. Известие о плате за европейскую факторию на Эзеле, определённой королём Дании в пять сотен мушкетов, поначалу повергла Соколова, да и не только его, в ступор. После чего последовали поистине лихорадочные действия в Железногорске. На осенне-зимний период был объявлен аврал. Да, заказ обескуражил, и поначалу многие, в том числе и Соколов, предлагали для датчан делать гладкоствольные ружья, так как их изготовление занимает меньше времени и они менее трудозатратны, потому как нарезку ствола, на которое тратится наибольшее количество человеко-часов, выполнять не нужно. Да и цех, где производили гладкоствольные ружья для охотничьих нужд, можно было при желании расширить. Гладкоствольными ружьями, помимо охотников и крестьян, снабжали и нужных вассалов – например, род бурятского князца Шившея, который кочевал близ Селенгинска. Ружья имели такой же замок, что и у винтовки, да и патроны были унитарными.
– Понимаешь, Вячеслав, мало того что датчане сразу поймут, что их надули. Так ведь тут ещё вопрос политический. Обманывать союзника нельзя!
– Всё, я понял тебя, Николай, – Соколов умиротворяюще выставил руки.
– Ты вот что, Вячеслав… Ты лучше думай, кто поедет к датчанам обучать их, а производство предоставь мне.
– Николай, ты уверен, что справишься? Нам ещё оружие необходимо для Селенгинска, сам слышал, что там было!
– Спрашивать будешь с меня! – голосом, не терпящим возражений, ответил Радек.
Нарезная винтовка выпускалась в Железногорске уже давно и объёмы выхода продукта росли год от года при постепенном снижении числа мастеров, занятых в цехах. Технология производства была вылизана до предела и максимально механизирована, есть уже и наглядные стенды процесса изготовления оружия. Станочный парк после последнего обновления мог выдавать до шести с половиной сотен готовых стволов в год. И это при двух, дневной и вечерней, сменах мастеров и подмастерьев. Теперь же предстояло грамотно распорядиться наличествующими винтовками, имеющимися запасами и временем до весеннего очищения рек ото льда, чтобы и себя не обидеть и заказ выполнить.
Утром следующего дня Карпинский и нанятые им корабелы и матросы из курляндцев отправились вверх по реке, до пристани, откуда начинался тракт, минующий ангарские пороги. Там пароход уже ждали высланные из расстроившегося в острог зимовья пять санных дилижансов. Возницы-буряты грелись в домиках около берега, а олени ждали обратного пути неподалёку, утопая в облаках пара от собственного дыхания. Вскоре караван пустился в путь, мимо реки и её коварных порогов, что тянулись почти триста километров. Ангара и не думала ещё замерзать, несмотря на то что на её берегах уже звенела морозцем настоящая зима. Путь по тракту, вырубленному в тайге и ежегодно очищаемому от поросли местными вассалами, занял три дня. Из них две ночи провели в остроге и зимовье близ Быковской пристани. Потом снова пароход и снова долгий путь по реке до Ангарска.
Карпинский всё ещё с опаской посматривал на датчан, немцев и курляндцев – он боялся бунта, ведь столь долгая дорога измотает любого. А от этого близко и до открытого противостояния, несмотря на обещанное золото. Поэтому Пётр настоял на выдаче корабелам, морякам, а также оставляемым до поры во Владиангарске каменщикам аванса, дабы до времени заткнуть немногих пока горластых специалистов. Курляндские же переселенцы и не возникали. Шесть семей, что ангарскому послу удалось с помощью голдингенского бургомистра Литке забрать в Ангарию, тяжёлый путь проделали молча и смиренно. Казалось, они были рады тому, что их кормят и вообще замечают.
Ангарский кремль. Декабрь 7151 (1643)
В один из вьюжных и морозных декабрьских вечеров в совещательном зале княжеского дома в ангарском кремле собрался очередной совет руководства российской таёжной колонии. Заседание открыл старейший член пропавшей экспедиции профессор Радек, недавно отпраздновавший своё шестидесятилетие.
– Друзья! – обратился он к притихшим коллегам. – Прошло пятнадцать лет с момента нашего перехода в этот мир. Мы многое сделали. Мы надрывались изо всех сил, чтобы обеспечить жизнь на берегах Ангары. Сначала свою, а потом и жизнь наших детей. Многого мы не успеем сделать, но то, что не сделаем мы, должны будут сделать наши дети!
Воспользовавшись паузой, Соколов обратился к Радеку:
– Николай, ты меня извини, но твой тон… Ты словно прощаешься с нами! Шестьдесят лет – это не конец пути.
– Спасибо, Вячеслав, я знаю. На пенсию выходить не собираюсь, да и не может быть у нас таковой. Нам ещё многое предстоит. Сейчас я, совместно с моими товарищами, пишу капитальный труд, планируя дальнейшее становление и развитие ангарской индустрии уже после нас. Чтобы наши дети не сбились с курса, так сказать. Конечно, всегда возможны и иные пути развития, но освещённую дорогу потомкам мы должны оставить. Собственно, это я и хотел сказать. Надо продолжать работать, не сбавляя оборотов.
– Николай Валентинович, но ведь так и происходит, – проговорил Саляев. – Все это понимают. А что у нас на повестке дня? Предлагаю заслушать товарищей, вернувшихся из заграничного турне по капиталистическим странам загнивающего Запада.
– Ринат, – поморщился Соколов, – хватит хохмить, тут…
– Люди серьёзные собрались. Знаю-знаю, – улыбнулся Саляев, подмигнув Вячеславу.
– А Ринат прав, – продолжил Радек. – Мы должны сделать выводы из нашей европейской авантюры и отношений с нашей Родиной.
