В приподнятом настроении она поставила на каминную полку открытку – зримый объект вдохновения, – вымыла чашку и блюдце и прибралась в комнате. Это была та же самая комната, все с теми же разрозненными предметами вместо мебели. Но разве могло быть по-другому? Разве обставишь квартиру, когда подчас на самое необходимое остается всего шиллинг? Но шиллинг все же был. Что до остального, то она может подождать. Она по-прежнему бодро брала свою сумку и ехала на работу. Снова шла в трущобы, снова властно стучала в эти неизменные двери, снова неизменно объявляла: «Хендерсон энд Шоу» – вновь и вновь, вверх по темным лестницам, пересчитывая засаленные монеты, таская за собой ту же нелепую сумку, мучаясь при виде нищеты, испытывая отвращение к зловонию, паразитам и грязи, но высоко держа голову и исполняя свой долг.
Питер вернулся с побережья, щеголяя загаром и моряцкой бравадой. «Классно» – этим словцом он описывал свои восторги. Его взгляд на дядю Эдварда, равно как и собственное телосложение, претерпел заметное изменение. Дядю Эдварда он называл теперь «нормальный старикан».
Сын буквально ошеломил ее восторженными рассказами о каникулах. Она в ответ рассеянно спросила его, не прислуживал ли им в отеле лысоватый официант. Питер с удивлением искоса взглянул на нее, потом рассмеялся.
– Официантки, мама, только официантки! Там не было ни одного официанта.
– Что ж… будет, – мечтательно откликнулась она, – и земляничное мороженое тоже.
Он громко захохотал.
– Ну ты чудачка, Люси, – выдохнул он.
В последнее время он нередко называл ее по имени. Должно быть, он позволял себе такую развязность из лучших побуждений, однако Люси была не в восторге.
– Мама, – резко поправила она его.
– Но все же, – блестя глазами, настаивал он, – насчет официанта… – И он со значением постучал себя по голове.
Она молчала, чуть рассерженная его непривычной бесцеремонностью. Но эта манера, очевидно, была продиктована сильной привязанностью, в чем Люси не сомневалась. Ее обида растаяла от его улыбки.
Той осенью Питер начал практиковаться, посещая больничные палаты. А еще он стал бриться – не эпизодически, а регулярно, всерьез. Дядя Эдвард, который прекрасно разбирался в тонкостях ухода за собой, вплоть до использования крема для лица после умывания, подарил Питеру одну из своих бритв. Это благородное лезвие не было сделано в Толедо, но, по крайней мере, служило для сбривания щетины прелата во время памятного испанского визита.
Сознание того, что сын бреется, удивительным образом повлияло на Люси. Каждое утро перед его подъемом она грела для него воду в чайнике. Ее привязанность к сыну росла. Время от времени она с тихим счастьем смотрела на него: у нее в доме снова был мужчина.
В воздухе уже чувствовалось дыхание осени. Пусть у Люси не было отпуска, но эта смена времен года так же ободряла ее, как перемена обстановки, – она любила колкие первые заморозки, тихое кружение листьев в парке, особый аромат свежего воздуха. Она черпала из этого животворную силу, чтобы идти дальше.
Глава 21
– Знаешь, мама, – небрежно произнес он, и по его тону она поняла, что не знает, – завтра будут танцы.
– О-о! – без большого интереса откликнулась она и тут же добавила: – Хочешь, чтобы я сейчас убрала со стола?
– Как знаешь.
– Еще нет и шести, – вставая со стула, заметила она, – но я, пожалуй, зажгу газ.
Ранние сумерки осеннего вечера вкрались в тихую комнату.
– Эти танцы… – продолжил было он.
Газ вспыхнул с резким хлопком, от которого Люси чуть вздрогнула. Обычно ей удавалось осторожно зажигать газ.
– Какие танцы? – резко спросила она.
– Знаешь, я бы не прочь пойти на них.
Она с изумлением взглянула на него – на краткий миг в голову пришла дикая мысль о тех танцах, что устраивались в зале для собраний Гарнера, – шумные и мерзкие сборища, рекламируемые как «балы для избранных – перчатки желательны, бальные туфли обязательны». Какие еще танцы, в самом деле, устраиваются поблизости от ее дома? Но, не дав ей заговорить, Питер сказал:
– Это в союзе, в «Бета-клубе». Мне сказали, там отличный фуршет.
Последнее таинственное слово, казалось, пришло из мира фантастики. Фуршет, право! А они только что скудно поужинали – он съел яичницу, она – жалкий кусочек сыра. С утра она чувствовала себя неважно, да и день был тяжелый, к тому же пятница, когда ее волновали финансы. И еще у нее подозрительно болело горло, ее слабое место с тех пор, как она перенесла ларингит в Ардфиллане. Сейчас, замотав шею чулком и всунув ноги в теплые войлочные тапочки, она настроилась на отдых. А он что-то говорит про танцы!
– Погоди, пока мы лучше не обустроимся, тогда и поговорим о танцах, – более резко, чем ей хотелось бы, сказала она. – Скажи на милость, где ты возьмешь фрак… и деньги на билет? Дорого, наверное, с этим фуршетом? – Она сердито вернула ему его слово.
– Не волнуйтесь, мадам Люси, – миролюбиво произнес он. – Я достал билет у человека из комитета – знаешь, бесплатно, не сомневайся. Им не хватает мужчин – понимаешь?
Она наблюдала за ним, пока он рассматривал свои ногти.
– А фрак? – чуть погодя, более мягко спросила она.
– Это, пожалуй, можно уладить. О да, можно… можно.
– Только не бери его напрокат! – поспешно воскликнула она, с раздражением подумав об агентствах по прокату одежды, расположенных на неблагополучных окраинах ее района. – Я тебе этого не позволю.
– Черт возьми, нет! – возмущенно воскликнул он. – Мужчина не может сделать подобную вещь. – Затем он вновь заговорил самодовольным тоном. – Я не стал бы носить какое-то готовое тряпье. Нет! Я знаю вариант получше.
– Какой же тогда? – с сарказмом спросила она.
Он провоцировал ее своими нудными недомолвками, и по такому нелепому, досадному поводу.
– Ну, на днях я был у Уорда, – быстро ответил он. – Ты ведь знаешь, мы хорошие друзья. Мы обсуждали парадную одежду.
«Парадную одежду, право, – подумала она. – Почему не фрак?»
– Я сказал ему, что, пожалуй, еще пару лет не смогу себе этого позволить. Он хотел дать мне денег в долг, но я отказался. – Питер многозначительно замолчал, простодушно глядя на нее в ожидании одобрения, но, поскольку Люси молчала, снова заговорил. – Ну… ты же знаешь, Уорд – отличный парень. У него в мастерской есть вечерний костюм, принадлежащий одному человеку, который уехал в Китай, а перед тем принес костюм перелицевать. Я… я примерил его – сидит на мне как влитой. – Питер невозмутимо постучал себя пальцем по зубам. – И крой прекрасный.
Фрак какого-то мужчины, уехавшего в Китай! С ума сойти!
– Мистер Уорд не сможет тебе его одолжить, – процедила она.
– О-о, сможет, – немедленно отозвался Питер. – Он мне точно обещал. Могу забрать фрак завтра утром. Лучше не придумаешь.
